Социальные ограничения: содержание, структура, функции

невозможным. Однако так как массовое сознание значительной части людей

обоснованно не приемлет войну и негативно реагирует на военно-силовые

(насильственные) ограничения, манипуляторы сознанием предпочитают избегать

термина «война», называя её «контр террористической операцией», «операцией

по разоружению Ирака» и т.п. С другой стороны, «оказывается, в 1990 г.

только в СССР и только в автодорожных катастрофах погибли свыше 60 тыс.

человек и более 400 тыс. человек получили ранения, то есть за один лишь год

в четыре раза больше, чем за десять лет войны в Афганистане»(331-Т.2,

с.169). А сколько людей гибнет в дополнение к этому в морских, авиационных,

железнодорожных катастрофах, в драках, от рук преступников, от других

причин, пропадает без вести по всему миру? Количество их видимо потрясёт.

Однако, отмечает Э.А. Поздняков, здесь мы почему-то не слышим гневных

возгласов пацифистов. В этом проявляется противоречивость и расколотость

массового сознания. На самом деле, если человек не имеет права убивать и

калечить другого человека, то этого права не должно быть и у техносферы.

Если же признавать допустимыми подобные издержки ради выгод от

технократического пути развития, то, наверное, не стоит протестовать против

войн и уголовного бандитизма, ведь у их субъектов тоже есть свои интересы,

как и у технократов или производителей и торговцев, производящих и

сбывающих опасные для здоровья и жизни товары. Получается, что

последовательный пацифизм, гуманизм и экологизм должны начинаться с

отрицания технократической модели развития и безудержной погони за

прибылью, а не с борьбы или войны за мир и защиты прав животных. В

противном случае следует признать: то, что не позволено человеку - убивать

других людей, позволено новым «богам» – технике и капиталу.

Путь снятие военно-силовых социальных ограничений, лежит через духовно-

нравственное и психофизическое совершенствование человека, в результате

которого они могут стать ненужными, подобно государству в коммунистической

утопии марксизма. Однако современное общество движется в основном лишь в

направлении технико-технологического усовершенствования военно-силовых

социальных ограничений. Что свидетельствует о том, что в будущем их

значение будет лишь возрастать.

Каждый отдельный блок социальных ограничений выявляет одну из граней

социальных ограничений как системы. Военно-силовые социальные ограничения

наиболее ярко демонстрируют нам насильственный, принудительный аспект всех

социальных ограничений, проявляющийся с той или иной интенсивностью во всех

их формах. Всякое социальное ограничение есть насилие, как форма проявления

необходимости, но военно-силовые социальные ограничения есть квинтэссенция

этого насилия.

Последней группой социальных ограничений выступают структурно-

демографические ограничения, которые связаны с объективно существующей в

обществе поселенческой, классово-стратовой, сословной, профессиональной,

демографической и половозрастной структурой населения. Этнические и

этноконфессиональные социальные ограничения легко разлагаются на расово-

биологические ограничения, не являющиеся социальными, которые

рассматриваются в работах В.Б. Авдеева, Л. Вольтмана, В.А. Мошкова и других

авторов и культурные ограничения, систему которых мы и рассматриваем.

Субъектом воздействия на эти структуры могут выступать различные

властные организации, способствующие их изменению, объектом ограничений

выступают здесь отдельные личности и группы, скованные теми или иными

структурно-групповыми рамками. Преодоление этих социальных ограничений

достигается личностями и группами с помощью горизонтальной и вертикальной

социальной мобильности (См. 69, 203, 261). Однако при переходе из одной

группы в другую социальные ограничения для личности или группы не исчезают,

а только видоизменяются. «…Мобильность – то есть движение между позициями,

обеспечивающими неодинаковый доступ к ограниченным материальным и

социальным благам, оказывается основным способом удовлетворения витальных

потребностей. Резко суженой становится сфера, в которой индивидуумы

исключительно себе могли быть обязанными в достижении жизненных успехов»

(261, с.15), - писал С.А. Макеев. При этом главным мотором социальной

мобильности выступает «отделение индивида от ресурсов жизнеобеспечения»,

которое «ставит его в позицию просителя, заставляет перемещаться к более

обильным источникам благ» (261, с.15), то есть это движение является

вынужденным. Свобода же обнаруживает себя в независимости от разного рода

структур, учреждений, условий существования, замечает С.А. Макеев.

Государство, социальные институты и хозяйственный механизм, по мнению С.А.

Макеева, являются главными источниками побуждения и принуждения человека к

определённому типу социального поведения и конкретным направлениям

мобильности. Таким образом, мы видим, что структурно-демографические

социальные ограничения тесно связаны с экономическими, правовыми, политико-

управленческими, техно-технологическими и информационно-образовательными

социальными ограничениями. Чем больше ограничений в этих сферах, тем более

затруднена мобильность. Ограниченность личности проявляется здесь, прежде

всего, в её социально-групповой зависимости, а ограниченность группы –

зависимости от определённых идеологических, ценностно-целевых и

поведенческих клише. Ценностно-целевые установки личности, так же,

безусловно, определяют тип её социального поведения, являясь для неё

субъективным фактором, в отличие от объективного фактора групповых

ограничений.

Усиление в современном обществе структурно-демографических ограничений

нашло своё отражение в структурализме, считающем, что поведение человека

определяют безличные и бессознательные структуры, в которые он включен (См.

69).

Заметный вклад в изучение структурно-демографических социальных

ограничений внёс марксизм, показавший классово-групповую

детерминированность индивидуального сознания и исследовавший феномен

общественного сознания. По мнению К. Маркса «отчуждение человека нарастает

по мере усиления могущества общества» (270-Т. 42, с.28).

Гендерные исследования также внесли заметный, хотя и неоднозначный,

вклад в познание структурно-демографических ограничений. Как отмечала О.А.

Воронина, «гендер… оказывается одним из базовых принципов социальной

стратификации. Другими такими принципами выступают этничность

(национальность), возраст, социальная принадлежность. Сочетание этих

стратификационных принципов усиливает действие каждого из них»(100, с.30).

Гендерные различия, как социально сформированные половые идентификации и

модели поведения (См. 52-Т.1, с.109-111) есть проявление структурно-

демографических ограничений, исходящих из демографической и

стратификационной структуры общества. Поэтому вполне правомерно вести речь

о гендерных социальных ограничениях, описанию и критике которых в

значительной мере и посвящены гендерные исследования (См. 100).

В отличие от военно-силовых, структурно-демографические социальные

ограничения не являются негативным явлением сами по себе, так как они,

создавая дифференциацию, создают и социальную свободу в обществе, которая

стала бы невозможной в условиях социального хаоса (См. 54). Ликвидация

этого вида социальных ограничений означала бы ликвидацию социальной

структуры и иерархии вообще, путём достижения полной социальной

однородности. Подобную однородность можно рассматривать как проявление

социальной деградации «вторичного упрощения» по К. Леонтьеву. Поэтому

решение проблемы снятия этих ограничений достижимо именно через создание

многообразных каналов горизонтальной и вертикальной социальной мобильности,

но не любой, а такой, которая бы позволяла всякому человеку занять именно

то социальное место, которое наиболее соответствовало бы уровню развития

его способностей, его образовательной и профессиональной подготовке и

ценностно-целевым ориентациям.

Субъективно этот вид социальных ограничений наиболее остро начинает

ощущаться, когда человек находится не на своём месте, то есть его

способности и желания не соответствуют его социальному статусу. Подобные

люди становятся источником социальных конфликтов и разнообразного

деятельностного брака. Для решения этой проблемы необходим отказ от

ориентации на приспособление к безличным и социально-производственным

потребностям, которые на деле являются потребностями господствующих

социальных групп и переход к творческо-самореализационнным установкам,

способствующим личностному и профессиональному самораскрытию. В этом

ракурсе справедливыми являются только те структурно-демографические

ограничения, которые дают возможность человеку находиться на своём месте, а

несправедливыми – те, которые этому мешают. Реализация идеала «человек на

своём месте» и является, по сути, исполнением известного принципа «от

каждого по способностям, каждому по потребностям». К реализации этого

идеала близко подошла кастовая система древней Индии, теоретически дававшая

каждому типу людей с пользой для общества максимально реализовать свою

природу (См. подр. 148, с.126-135). Однако в современном обществе

преобладает противоположная установка на приспособление к существующим

тенденциям и реалиям, порождающая массы людей, находящихся не на своём

месте и ведущая к системной социальной деградации, посредством роста

деятельностного брака, выражающегося, в частности, в преступности,

коррупции, терроризме и т.п. По сути подражательно-приспособленческая

установка как ложный стереотип социального поведения создаёт

самовоспроизводящийся механизм поддержания и роста социальных ограничений.

Рассмотрением структурно-демографических социальных ограничений мы

завершаем описание статической модели социальных ограничений. Однако

необходимо рассмотреть эту систему в динамике. Пример подобного

рассмотрения содержится в работе автора (285).

Динамическое функционирование системы социальных ограничений может

рассматриваться в колебательно-волновом режиме. Когда, например, одна из

сторон диалектической пары ограничений усиливается, а другая ослабевает.

Так внешние ограничения могут для человека или общества усилиться, а

внутренние, напротив ослабеть. Если же по мере усиления одной стороны

диалектической пары социальных ограничений не будет происходить ослабления

другой и наоборот, то система социальных ограничений выйдет в этом случае

из равновесия и произойдёт её разрушение или трансформация. Например, если

при ослаблении внутренних, нравственно-этических ограничений у человека

одновременно произойдёт и ослабление внешнего, социального давления на

него, то он, скорее всего, совершит нечто существенно изменяющее его

положение. Поэтому для сохранения устойчивости системы социальных

ограничений желательно вводить её в колебательный режим, когда ослабление

одного блока социальных ограничений автоматически влечёт за собой усиление

другого. Классическими примерами подобных устойчивых систем социальных

ограничений можно назвать двухпартийную политическую систему США или

концепцию разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную

(при сокрытии идеологической и концептуальной власти). Подобные равновесно-

колебательные социальные системы получили распространение в Западной

цивилизации. Они, поддерживая у масс иллюзию свободы выбора, независимости

отдельных элементов системы и прогрессивного развития позволяли

поддерживать устойчивость существующей системы социальных ограничений,

ставшей по сути тоталитарной и механистичной. Не случайно эти системы

достаточно легко превращались в классический тоталитаризм.

Однако динамика колебательных изменений не несёт в себе качества

эволюции системы социальных ограничений, ибо колебательные процессы в ней

осуществляются примерно в одном диапазоне и в целом имеют балансировочный

характер, пульсируя вокруг одного вектора в процессе движения системы во

времени. Это ставит проблему поиска динамических эволюционных характеристик

системы социальных ограничений, показывающих не её колебания, а её

изменения во времени.

Так как система социальных ограничений является производным от

определённой культуры, то, очевидно, что динамика её развития во времени

соответствует таковой у различных культур (цивилизаций) и может быть

объяснена из хода их развития в соответствии с известными разработками К.

Маркса, Н.Я. Данилевского, О. Шпенглера, Л.Н. Гумилёва, А. Тойнби, О.

Тоффлера и других авторов. Если мы рассматриваем систему социальных

ограничений как развивающуюся циклически (а линейные модели К. Маркса и

постиндустриалистов могут рассматриваться как фрагменты больших,

непознанных и непонятых этими авторами циклов), то нам становится ясна

общая схема развития системы социальных ограничений от зарождения к росту,

расцвету, упадку и гибели. Этот цикл может быть разделён на разное

количество фаз: на 4 как у времен года, на 12, как число месяцев в году, на

9, как в модели А.В. Шубина (См. 473) и т.д.

Однако подобное разделение на фазы и поиски их границ имеет по

преимуществу теоретический интерес, тем более что волновая модель

мироздания ликвидирует жесткую дискретность между явлениями и фазами одного

процесса, по сути, стирая границы между ними. Более важно, на мой взгляд,

обратить внимание на признаки распада той или иной системы социальных

ограничений. Эти процессы быстрого распада (разрушения) определенной

культуры (и соответственно системы социальных ограничений) хорошо

исследованы в монографии С.Г. Кара-Мурзы «Манипуляция сознанием» на примере

разрушения советского строя. Не приходится сомневаться, что аналогично

развивались события и при разрушении Российской империи накануне 1917 года

и позже. Главным признаком подобного приближающегося разрушения

господствующей культуры является подрыв её концептуальных основ и ценностно-

целевых ориентиров, далее идёт разрушение идеологии, а следом за ней и всей

существующей системы социальных ограничений, обломки которой на нижних

уровнях могут, однако, сохраняться достаточно долго в виде устаревших и

неработающих законов, отдельных социальных структур подобных институтам

монархии в некоторых государствах Западной Европы, технологий и т.п. Также

верно и обратное вышесказанному при формировании новой системы социальных

ограничений, которое начинается с появления новой концепции

жизнеустройства. Таким образом, как формирование, так и разрушение системы

социальных ограничений происходит, прежде всего, сверху и наблюдение за

верхними уровнями социальных ограничений проясняет их временную динамику

развития. Теория деидеологизации, таким образом, пытается скрыть от

наблюдения эти верхние уровни системы социальных ограничений, однако сам

факт её появления свидетельствует, если не об устойчивости той системы

социальных ограничений, где она возникла, то, по крайней мере, о желании

её авторов законсервировать существующую общественную модель.

Деидеологизация, по сути, - это запрет на обсуждение господствующих

ценностей и сомнений в них, то есть ни что иное как разновидность

утончённой цензуры. Именно поэтому теория деидеологизации имеет

тоталитарный и социально-ограничительный характер.

Подводя итоги, целесообразно будет кратко представить описанную выше

системную модель социальных ограничений. Итак, системообразующим фактором

социальных ограничений, как системы, является воля общества в его

существующем виде к самосохранению и самоутверждению. На практике, однако,

этой волей является воля к самосохранению и самоутверждению властной элиты

данного общества. Воля общества к самоутверждению реализуется посредством

деятельности по осуществлению концепции его социокультурного проекта,

содержащей его основные ценностно-целевые установки. Этот концептуальный

проект является высшим уровнем всей системы социальных ограничений,

закладывающим её основные принципы.

Более низким уровнем системы социальных ограничений является

идеология, задача которой заключается в приспособлении абстрактной

концепции к условиям реальной жизни и психоментальным особенностям

реализующего его народа. Идеология реализует себя в четырёх основных

формах: 1) языка, 2) этики, 3) эстетики, 4) онтологическо-гносеологических

представлений. Эти четыре формы идеологических ограничений, в свою очередь,

находят свою конкретизацию и материализацию в следующих блоках вторичных

социальных ограничений: 1) политико-управленческих, 2) правовых, 3)

информационно-образовательных, 4) экономических, 5) военно-силовых, 6)

технико-технологических и 7)структурно-демографических.

Помимо этого социальные ограничения подразделяются на позитивные,

системосохраняющие в отношении общества и отдельных составляющих его людей

и негативные, системоразрушающие. Причём позитивные социальные ограничения

диалектически связаны с подлинной свободой, ведущей общество и личность к

эволюции, а негативные социальные ограничения – с ложной свободой, ведущей

общество и личность к деградации.

Субъектами внешних социальных ограничений для личностей и обществ

могут выступать другие личности и общества, особенно иерархически

вышестоящие и те общества, в которые данная личность (общество) входят в

качестве составной части. Внутри общества субъектами социальных ограничений

выступают, как правило, правящая элита и большинство, а объектами – не

элита и меньшинство.

Выявив сущностные атрибуты и базовые формы социальных ограничений, мы

можем перейти к рассмотрению основных функций системы социальных

ограничений.

ГЛАВА 3. ОСНОВНЫЕ ФУНКЦИИ СОЦИАЛЬНЫХ ОГРАНИЧЕНИЙ.

3.1. Функции первичных социальных ограничений.

В данном разделе нам предстоит ответить на вопросы: зачем существуют

социальные ограничения, каковы их назначение и роль? При этом вначале будут

рассмотрены функции первичных, высших форм социальных ограничений.

Как отмечал Б. Малиновский, «в каждом типе цивилизации каждый обычай,

материальный объект, идея верование выполняют некоторую жизненную

функцию»(16, с.392). Можно также согласиться с высказыванием Р.К. Мёртона о

том, что «структура влияет на функцию, а функция влияет на структуру»(16,

с.447), то есть по одной выявляется другое и наоборот. Таким образом,

функцию социальных ограничений можно определить как назначение и роль

социальных ограничений в обществе. Взаимосвязь структуры и функции является

одной из аксиом структурно-функционального анализа, как части системного

анализа, в котором «каждый элемент структуры имеет определённое

функциональное назначение»(415, с.631). Структуру можно определить как

устойчивую иерархическую совокупность связанных определённым образом

элементов, обеспечивающих сохранение основных свойств системы.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22