Женщина и Мужчина в поисках гармонии. Анализ гендерных стереотипов

обычно символизирует левое , а женщина (жена) – правое : “правая бровь

чешется, кланяться мужчине, левая - женщине” (Народное поверье) ;

“Мужичок или мужчинка – так называется левый сошник косули, служащий

отрезом оправы – “женка”, отворачивает пласт”.Мужчина символизирует

выходящее или направленное вовне, внешнее , экзотерическое,

экстравертное, а женщина – входящее или направленное внутрь, внутренее,

эзотерическое, интровертное: “Мужик да собака всегда на двор, а баба да

кошка завсегда в избе”;

“Едет женщина родня - растворяй ворота, едет мужская родня – запмрай

ворота!”.Женщина в соответствии с общесимволическимми представлениями о

женском,выступает как деформирующее,изменяющее начало:”женится”,

переменится”, жениться, переродиться”.Род-слово мужского рода и

предусматривает сложно-подчиненную, иерархическую зависимость:”вид

подчинен роду, как порода виду”.”Мужевать,-читаем у Даля,-обсуждать

здоаво(т.е. рационально.-А.Ч,-Р.)как должно мужу”.Все эти

характеристики находятся в полном соответствии с культургенетическими

признаками W-М.

Что касается общезначимых для культуры четыре ключевых

понятий,составляющих основу концепции четырех принципов,то у Даля в

статьях, посвященным словам «муж», «жена», «пол», «рол»,их также

раскрывают,главным образом, примеры из русского фольклора.Своего рода

архитепический вариант алхимического гармофродита обнаруживает себя в

одном из заговоров:»Нимужик,ни баба,ни молодец, ни девица, ни пожилой,

ни старый

Говоря словами Лорети, система пол-гендер (гендерная система) является

одновременно и социокультурным конструктом,и семиотическим

инструментом,системой представлений,которая приписывает

значения(идентификацию,престиж,статус в социальной иерархии)

индивидуумам в обществе.(24)16)

Если говорить о гендере в широком смысле, то термин включает в себя

сложную систему,иными словами , это конструкция концептуальная и

основанная на опыте,индивидуальная и общественная кросс-культурная и

специфически культурная, физическая и духовная , а также

политическая.То есть она является отражением жизни в мире.создавшем нас

не просто людьми,но всегда женщиной или мужчиной.В мире,где любое

различие или разделение находятся в системе строгих иерархических и

доминирующих отношений.

Гендерные, бинарные и дуальные аспекты тесно переплетаются в истории

мировой культуры:инь-янь, манихейство, гностицизм, Король и Королева

алхимии, материя-дух Р.Декарта, тезис-антитезис Гегеля, сознательное-

бессознательное З.Фркйда и т.д.В знаковой системе W-М дуализм

(биполярность) формальных и других характеристик,а также

интеллектуально-психологических установок (особенностей менталитета) с

учетом античных представлений, а также дихотомий, предложенных

В.Гумбольдом для языкознания(21/25), Г.Вельфлиным для искусствознания),

П.Чаадаевым, В.Муравьевым, К.Юнгом и М.Буберомдля культуры в целом,

может быть представлен,например, в следующем виде:

ХАРАКТЕРИСТИКИ

| W | M |

|Женское |Мужское |

|Темное |Светлое |

|Смутное |Ясное |

|Дионисийское |Аполлоническое |

|Низкое |Высокое |

|Сложно-сочиненнон |Сложно-подчиненное |

|Коллективное |Индивидуальное |

|Свобода в несвободе |Свобода как(осознанная) |

|Подвижное |Устойчивое |

|Стихийное |Логически упорядоченное |

|Бытование |Бытие |

|Иррационализм |Рационализм |

|Экспрессионизм |Реализм |

|Мистицизм |Позитивизм |

|Реальность иллюзорности |Иллюзорность реальности |

Особенности менталитета

Мир идеален

Мир реален

Идеал недостижим

Идеал достигаем

Религиозность

Атеистичность

Жизнь (движение) как смысл жизни Цель как смысл

жизни

Истина непостижима

Истина познаваема

Иронически-рефлектирующий смех Смех обличающий или развлекающий

Склонность к синтезу

Склонность к анализу

«Безобразное»(деформированное,больное) Прекрасное,(здоровое)

Мир многозначен

Истина едина

Мир зримопостигаем (постигаем чувствами) Мир умопостигаем.

Здесь важно, с одной стороны, подчеркнуть относительность приведенных

характеристик, а с другой- их явную соотносимость с характеристиками

правополушарого(W) и левополушарного(М) мышления (28/31):

Правополушарное мышление Левополушарное мышление

Оперирование образами,ориентация Оперирование вербально-

зна-

в прстранстве,различение музыкальных ковой информацией ,

тонов,мелодий и невербальных звуков, чтение,счет.

распознавание сложных обьктов,продуци-

рование сновидений.

Пространственно- образное, Дискретное,аналитическое

симультанное (одновременное) мышление,обеспечивающее

и синтетическое мышление , ряд последовательных

дающее возможность одномоментно операций,логически непроти-

схватывать многочисленные свойства воречивый анализ предме-

обьекта в их взаимосвязи друг с дру- тов и явлений по определен-

гом и во взаимодействии со свойства- ному числу признаков.

ми других обьектов,что обеспечивает

целостность восприятия.

Многозначность воспринимаемых и Формирование внутренне

продуцируемых образов, способ- непротиворечивой моде-

ствующих творчеству и затрудня- ли мира,которую можно

ющих выражение связей между закрепить иоднозначно

явлениями и предметами в логически выразить.

упорядоченной форме.

Затрудняет социальное общение. Способствует социаль-

ному общению.

ЗАРОЖДЕНИЕ СТЕРЕОТИПОВ.

(Пол. Культура. Религия)

Как известно, в «половом символизме» большинства культур «мужское»

отождествляется с духом, логосом, культурой, активностью, силой,

рациональностью, светом, наполненностью, формой и т. д. «Женское»—с

материей, хаосом, природой, пассивностью, слабостью, эмоциональностью,

тьмою, пустотой, бесформенностью. Нетрудно заметить, что «женский»

символьный ряд представляет собой по преимуществу ряд

«неопределенностей», по сравнению с которым «мужской» являет собой

нечто гораздо более «определенное» (по крайней мере в первом

предъявлении).

В европейской патриархатной традиции эти ряды рассматриваются не

только как дихотомия, но и как иерархия: «мужское», отождествляемое

обычно также с «человеком» и «общечеловеческим», якобы призвано держать

под своим контролем «женское», отождествляемое, как правило, с

«половым» и «второстепенным». Если вспомнить, что «Ева» в переводе с

древнееврейского означает «жизнь», то становится ясным, что за фасадом

иерархии «главное-мужское»—«второстепенное-женское» на самом деле

находится иерархия: «главное-человек»—«второстепенное-жизнь». Иными

словами, пренебрежение так называемыми женскими качествами (т. е.

приписанными и предписанными в сложившемся типе культуры женщинам) есть

пренебрежение качествами самой жизни, а именно — ее неопределенностью и

неопределимостью.

«Абсолютный мужчина — это идеальный образ Бога, абсолютное „нечто".

Женщина же символ полного „ничто". ...Существует общая связь между

женственным и преступным», — писал в 1903 году австриец О.

Вейнингер[45].

Действительно, в христианской культуре (в ее «историческом»,

церковном варианте) Пресвятая Троица являет собой мужской знак: Бог-

Отец, Бог-Сын, Бог-Святой Дух. И несмотря на высказывания некоторых

богословов о недопустимости перенесения половых категорий на Бога,

маркированность Бога (в частности и средствами грамматики) как мужского

знака пребывает и в богословии, и в общественном сознании незыблемым.

Таким образом, «мужское» начало обожествляется, «женское» же

расценивается как нечто недостойное, требующее постоянного силового

контроля со стороны «божественного» «мужского». Не случайно, видимо, в

апокрифическом Евангелии от Фомы написано:

«Симон Петр сказал им: „Пусть Мария уйдет от нас, ибо женщины

недостойны жизни". Иисус сказал: „Смотрите, я направляю ее, дабы

сделать ее мужчиной, чтобы она также стала духом живым, подобным вам,

мужчинам. Ибо всякая женщина, которая станет мужчиной, войдет в

царствие небесное"» [ 46].

По всей видимости, существует взаимосвязь между дефинитивным типом

мышления, склонным к определениям и определенностям, который

преобладает в рационалистической культуре Нового времени,и унижением

женщины.Ибо в доминирующей культуре презирается всякая

неопределенность, а в «половом символизме» этой культуры именно женщина

олицетворяет собой такую неопределенность

(стихия,хаос,эмоциональность,тьма,бесформленность…)И хотя в

реальности»половой символизм» имеет отношение к конкретным человеческим

существам,скорее,потусторонне-предписательное,нежели имманентное,тем

неменее во многом именно этот символизм предопределяет не только

социокультурную ситуацию (отводящее мужчинам доминиующее, а женщинеам

маргинальное положение ), но и способы взаимодействия человека с миром,

а также ценностность различных методов познания (провозглашая одни из

них «правильными», «обьективными», «научными», а другие-

«неправильными», «необьективными», «ненаучными», ).Например «культурое»

поведение (т.е.определенным образом организованное) считается лучшим,

чем «естественное», «природное» .Рациональное познание мира

расценивается как более правильное,нежели познание «эмоциональное»;

«логическое» мышление якобы ближе к истине, чем «хаотическое»;

«оформленность» мыслей «качественней» «неоформленности» и т.д..

Как писал активный критик рационалистической культуры Н. Бердяев,

«всякая оценка есть уже начало ада... Адская фантасмогория есть потеря

цельиости личности и синтезирующей силы сознания, но в ней продолжают

существовать и грезить разорванные в клочья личности и продолжается

раздробленное сознание личности» [47]. Добавлю от себя, что установка

на аналитическое познание мира ( при котором и синтез не что иное как.

постанализ) и есть установка на фрагментаризацию бытия — рассечение,

расчленение, умерщвление. Сперва нечто вычленяется из мирового потока

(душа—тело, объект—субъект, дух— материя, небо—земля, жизнь—смерть),

затем эти вычлененные фрагменты противопоставляются друг другу (до

степени поляризации) и расчлененные куски вступают друг с другом в

состояние войны, начинают осуществлять взаимоэкспансию. При этом каждый

из фрагментов «мнит» себя «главным», норовит объективировать

противополагаемый ему в качестве «другого», «инакого» фрагмент,

стремится занять по отношению к нему демиургическую позицию, обращаясь

с этим «противоположным» фрагментом как с некой первоглиной, как с чем-

то недолжным, которое следует довести до должного состояния. Грубо и

резко противопоставленные друг другу рваные ошметки единого бытия

вступают в отношения взаимоугнетения, с переменным успехом занимая

главенствующую позицию: «душа» выжирает соки из «тела», «тело» мстит,

ввергая «душу» в депрессию, хандру, психозы. То. что вычленено из

потока бытия и названо «жизнью», всячески противится тому, что

насильственно отторгнуто от него и теперь называется «смертью». Друг

друга угнетают «эмоции» и «разум», «радость» и «печаль»...

Мышление оппозициями создает невыносимое натяжение между «полюсами»,

бытие рвется, вместо неисчерпаемой беспредельности мы получаем

прерывистость, дробность, вместо многомерной неисчерпаемости — дурную

линейную бесконечность разрывов, не саморазвитие и изменение, но

саморепродуцирование без изменений, неподвижность, имеющую видимость

движения. Таким образом, предпочтение, оказываемое культурой «мужскому»

символьному ряду (еще раз подчеркну, что имеется в виду не

биологический пол, речь идет не о мужчине как таковом, а о «половом

символизме» культуры, т. е. о предпочтении света тьме, рационального

эмоциональному, логоса хаосу, формы бесформенности и т. д. ), по сути

своей являет такой способ познания мира, который можно было бы назвать

«от известного—к известному». эту решетку.

принимает клетчатый вид, а то, что не попадает, вообще не

существует...» (49). Безусловно, подобные методы исследования

распространяются отнюдь не только на «женские проблемы». Любопытно, что

в вышеприведенной цитате сам метод познания реальности имеет явную

гендерную окраску: эмпирическая реальность обладает «женственными»

качествами, а именно «текучестью» (вода, как известно. «женский»

символ), и эта неопределенная текучая женственность засаживается как

преступница (вспомним Вейнингера!) за твердую определенную решетку, где

ей и полагается находиться согласно символьно-половой иерархии. Таким

образом, женофобия оборачивается страхом перед неизвестностью (тьмой,

хаосом, стихией. природой, пустотой, эмоциональностью...). Неизвестное

допускается и терпится лишь в силу того, что его якобы можно и должно

познать, превратив из неизвестного в известное: тьму — просветлить,

хаос — логизировать, стихию — обуздать, природу — окультурить, пустоту

— наполнить, эмоции — рационализировать. То есть привести недолжное,

неизвестное, женское в соответствие должному, известному, мужскому.

Иными словами, так «направить» Марию, чтобы «сделать ее мужчиной». А

еще точнее — уподобить познаваемое тем средствам познания, которые

расцениваются как «правильные». Но, как тонко подметила Т. Клименкова,

«почему же мы средства познания выдаем за само то, что познается?

Видимо, потому, что культурой найден способ, так сказать, «вшить» нам

под кожу это представление как особый тип видения [50].

Обстоятельный разбор того, как одни символьные коды накладывались на

другие, как взаимопереплетались, образуя сложный и достаточно прочный

узел, не входит в задачи нашего исследования. Ограничимся лишь тем, что

укажем на взаимосвязь между андроцентризмом культуры (когда мужчина

рассматривается как центр и норма, а женщина — как периферия и

аномалия), с одной стороны, и страхом перед неизвестностью и

ориентацией на такой тип познания, когда «известное» съедает

«неизвестное» за счет отождествления его с собой («известным»), с

другой стороны. Таким образом, «неизвестное», не успев

визуализироваться, тотчас же становится незримым («съеденным»), не

успев быть обнаруженным, делается принципиально необнаружимым.

Страх перед неизвестностью и текучестью оборачивается также страхом

перед изменчивостью мира. Ибо вопреки утверждению Гераклита о том, что

нельзя дважды войти в одну и ту же реку, главенствующий тип познания

реальности направлен именно на обездвижение «реки» при помощи создания

искусственных «запруд», кои затем и выдаются за «реку», которую теперь

уже можно переходить многажды. Этот страх перед изменчивостью мира,

перед возможностью иных — непривычных — сочетаний мировых фрагментов,

жажду стабильности, метафизической неподвижной сцепленности

«известного» с «известным», свойственные человеку в современной

позднехристианской культуре, точно выразил Л. Карсавин в своей «Поэме о

смерти»: «В другом мире и в другой плоти не может быть этой моей души.

Только из этого тела сознаю я этот мир; только в этом моем теле он так.

сознает себя и страдает. Зачем же мне верить бессвязным сказкам о

непонятных бессмертных душах и нелепых эфирных телах?»[51].

Как видим, помимо всего прочего, и сама индивидуальность не мыслится

ни в какой иной форме, кроме самотождественности: «А» должно равняться

«А», комбинация знаков должна быть замкнута в самой себе. Но всегда ли

мысль о возможном самонесовпадении вызывала столь болезненное

переживание? Раннехристианский мистик Ориген (III век) утверждал, что

явления не тождественны самим себе, но подвержены метаморфозам, в

результате которых становятся чем-то принципиально отличными от самих

себя: «Погибшее существовало, без сомнения, и прежде, чем оно погибло,

когда оно было чем-то иным, отличным от погибшего... равным образом,

оно будет существовать и тогда, когда не будет погибшим: точно так же и

душа, именуемая погибшей, некогда, может быть, не была еще погибшей и

поэтому не называлась душою, и когда-либо избавится от погибели и

станет тем, чем была до погибели и наименования душою»[ 52]. В VI веке,

три столетия спустя после мученической кончины (он скончался от перене

сенных пыток во время гонений на христиан при императоре Декие), Ориген

был посмертно осужден как еретик ( в частности за идею

предсуществования души).

Хотелось бы обратить внимание на несколько моментов. В гностических

евангелиях, часть из которых, по мнению ряда исследователей, созданы не

позже, а раньше вошедших в канонический новозаветный текст, мы встретим

другое представление о поле Божества, нежели то, которое имеем сейчас:

«Он был [единством] многих форм в свете, и формы открывались одна а

другой. Будучи [одним], почему он был в трех формах? Он сказал мне:

„Иоанн, Иоанн... не будь малодушным! Я тот, кто [с вами] все время. Я —

[отец, я] — мать, я — сын"» /«Апокриф Иоанна»/ | 53].

Р. Айслер, опираясь на выводы различных исследователей, пишет о

существовании в раннехристианский период таких сект (монтанисты и

маркиониты), которые «не только почитали женщин как апостолов, пророков

и основателей веры... они гключали женщин в руководстве, сект» .

По всей видимости, существует взаимосвязь между последующей

рационализацией христианской жизни, превращением церкви в организацию с

четкой иерархией священнослужителей, изгнанием женщин из руководства,

упразднением женской ипостаси божества и догматизацией вероучения.

Отныне живая вода учения будет течь только по каналам, строго

отведенным ей андро-кратической церковью, а непредсказуемые

«незаконные» всплески будут расцениваться как «ереси». Воду лишат ее

естественных свойств, организуя на ее пути искусственные запруды.

Никаких несанкционированных изменений. Не потому ли страх перед

изменчивостью мира сотрясает в XX веке и верующего философа Карсавина,

и современных атеистов, воспитанных в лоне андро-кратической

христианской культуры.

В своей работе «Чужие среди нас. Идентификация страхов» писательница

М. Галина, разбирая различные виды страхов, проецируемых западным

научно-фантастическим кинематографом, упоминает и о страхе перед

оборотничеством, когда нечто оказывается совсем не тем, чем оно вначале

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8