Положение женщины Запада в цивилизационном процессе XIX века

В традиционной крестьянской семье жена распоряжалась на-личным доходом от продажи молочных продуктов, яиц и домашней птицы. Он служил для покупки необходимых предметов потребле-ния (соли, ткани) и для удовлетворения нужд женщин и детей. Продажей этих про-дуктов женщина устанавливала регулярные контакты с рынком. Раз в неделю или в месяц она приходила с яйцами, молочными про-дуктами, птицей на ближайший городской еженедельный или ежемесячный рынок. Выручка от продажи была её единственным регу-лярным денежным доходом. Дорога на рынок выводила крестьянок вновь и вновь за пределы родного местечка. Рынок знакомил жен-щин с городской культурой. Вероятно, именно эти, с рынком свя-занные, контакты с недеревенским миром возвращались уходившим в конце ХIX в. в города крестьянским дочерям доброй долей того необходимого оптимизма, который был им свойственен. Многих подбадривали их матери, знавшие, что в городах есть жизнь, не ху-же их собственной[5,82].

Успех крестьянина на рынке дорогого стоил. В мире, где фи-нансовые операции были редки, где важнейшей из торговых сделок была продажа скота, мужчина должен был решить стоявшую перед ним задачу -- добиться в ней успеха. От этого зависел его обще-ственный статус. Им подкреплялись претензии мужчины на господ-ство и особые права. Тот факт, что женщина часто не допускалась как к участию в сделках по продаже скота, так и к общению муж-чин, связанному с торгами, представляется одной из важнейших уз-ловых характеристик экономических и культурных детерминант крестьянской патриархальности. "Кто своего коня пускает пить у каждого брода, а свою жену -- на каждый праздник, коня своего превращает в клячу, жену свою -- в шлюху", -- гласила известная во многих крестьянских районах Франции пословица[5,134]. Здесь прояв-ляется (опустим примечательное уподобление коня и жены) глубоко укоренившееся недоверие крестьянина ко всему чужому, ко всякому скрытому от его знания и контроля влиянию на его жену. Сексуаль-ный подтекст, содержащийся в этом высказывании, в истории встречается всегда, когда мужчины вследствие общественных пере-мен непривычным для себя образом "теряют из виду" жён. Так, многие промышленные рабочие первого поколения называли "шлюхами" работавших в городах на фабриках девушек и женщин. Как и крестьяне, они с подозрением относились к встречам их жён с мужчинами в местах, находившихся вне их контроля. Они стреми-лись как можно скорее вернуть женщин из сферы заводской жизни в легко контролируемую домашнюю среду.

Обобщим характерные черты отношений господства и подчи-нения между мужчинами и женщинами, определяемых особенно-стями разделения труда и форм общественной активности семьи.

Первое. Женщины всегда исполняли не связанную или мало свя-занную с товарным производством работу или участвовали в ней вмес-те с мужчинами в соответствии с критериями близости к дому и фи-зической силы. Если работа, ранее исполнявшаяся исключительно I или в том числе женщинами, принимала товарный характер (и ме-ханизировалась), приносила доход и тем самым повышала обще-ственный статус работающего, она становилась мужской. Женщи-ны были ограничены не связанной с рынком работой в сельском и домашнем хозяйстве. "Профессионализация" сельскохозяйственных работ часто сопровождалась их "маскулинизацией". Тем самым возрастало преобладание мужчин в обществе.

Второе. Росту значения женщин в крестьянском домашнем хо-зяйстве противостоит почти повсеместная их дискриминация в об-щественных местах села (рынок, церковь, собрание общины). Сложившееся разделение труда и поделенная между супругами власть над работниками и работницами вследствие целостности семейной жизни и хозяйства, свойственной "всему дому", показывают, как значительно крестьянки были втянуты в производство и не ограни-чивались только заботами о воспроизводстве семьи. В сельской общественной жизни, однако, крестьянки во всём были позади мужчин. Кажется, что перед обществом, в котором доминировали мужчины, прямо-таки стояла задача символически (например, ма-нерой говорить, распределением мест в процессиях, культурой кре-стьянских кабаков) постоянно утверждать мужское господство , как будто бы вопреки повседневному опыту домашней ответственности и нагрузки, лежавших на женщинах.

Третье. Очевидно, что оценка женщины и её труда зависела не от её объективной роли в обеспечении существования семьи; она определялась прежде всего обладавшей соответствующей властью общественностью и эту общественность крепко держали в руках мужчины. Так было не только в крестьянских регионах Западной и Центральной Европы. По-видимому, это было характерной чертой обществ, которая не зависела от среды, и которая, хотя и в усечён-ной форме, сохранилась и сегодня. Повсеместная патриархальность основывается на полном господстве мужчин в местной и регио-нальной общественной жизни. Общественные функции мужчин имели решающую силу, формировавшую идеологию (церковь, определявшие местную политику сельские чиновники). Корни этого явления многообразны. В целом можно утверждать, что пути ис-тории от политических собраний нового времени вели к средневе-ковым судебным заседаниям и от них к народным собраниям ран-них обществ1. Связь воинского статуса с правом принятия полити-ческих решений на всех этапах исторического развития европейско-го общества исключала или по меньшей мере оттесняла женщин на задний план в различных формах политической общественной жизни.

Четвёртое. В ещё более общем виде можно говорить о связи между "внешней" и "внутренней" (внутри и около дома) деятель-ностью. Деятельность вне дома почти всегда отводилась мужчинам. Там, где вблизи от дома собирались женщины, занимавшиеся необ-ходимой для семьи и хозяйства работой, как правило, возникали спе-цифические женские формы общественной жизни (например, "поси-делки за прялкой", базары, где продавали яйца и птиц). Отсутствие мужчин в данном случае ни в коей мере не шло на пользу женщи-нам, как это всегда бывало в обратной ситуации (см. пример с ярмар-ками скота). Едва ли при какой-либо другой форме хозяйства, кроме крестьянского женщина была так втянута в производство. Крестьянская семья всё же оставалась глубоко патриархальной, так как труд крестьянки был, собственно говоря, "необщественным". Это объясняется, с одной стороны, недостаточным развитием местной политической общественной жизни в крестьянских обществах Центральной и Западной Европы, а с другой -- тем, что крестьянка находилась в жёстко ограниченном пространстве дома, ближайших окрестностей, работ, не связанных с рынком. То же относится и к на-домной промышленности (см. гл. П). Только способ производства, основанный на промышленном наёмном труде, смог допустить, пусть и значительно ограниченное и урезанное, участие рабо-тающих женщин в местной и региональной общественной жизни. Только тогда началась, и не без массового сопротивления мужчин, интеграция женщин в местные и региональные формы обществен-ной политической жизни. Только тогда политические права жен-щин и их эмансипация от мужского господства стали темой пу-бличных устных и письменных дискуссий. Только тогда начался, если будет позволено сказать коротко, долгий исход женщин из старой патриархальной Европы.

В отличие от семей крестьян и ремесленников, в семьях рабочих-надомников не знали строгого разделения труда между мужчиной и женщиной. В крестьянских домах прядение как работа женщин и девушек имело долгую традицию в домашнем хозяйстве; перейдя в надомную промышленность, оно всё равно продолжало выполнять-ся преимущественно женщинами. В прединдустриальных текстиль-ных промыслах мужчины впервые вступили в сферы производства, считавшиеся в крестьянских кругах женскими. Распространение на-домного труда обусловило во многих местностях тенденцию к ис-чезновению различий между рабочими задачами мужа и жены. В некоторых регионах можно встретить женщин ножёвщиц и иголь-щиц- мужчин-- изготовителей кружев или ручных прядильщиц-

Современники, наблюдавшие жизнь народа, видели в таких формах разделения труда нарушение "естественных" отношений. В результате, доказывали они, дочери надомников будут недостаточ-но подготовлены к своим будущим обязанностям домохозяйки и матери. Пастор из деревни ткачей в кантоне Цюриха в 1857 г. со-общал: "Эта непрекращающаяся работа за ткацким станком связа-на с другим недостатком, который заметен только когда ткачиха занимается собственным хозяйством: она не умеет ни готовить, ни штопать, не привыкла содержать в чистоте комнату, короче -- она не умеет ничего, кроме как зарабатывать за ткацким станком"[5,91].

В семьях ткачей типичное разделение труда выглядело так: муж-чина прял, женщина чистила основу, а дети наматывали нити. О разделении труда в семьях тюрингских игрушечников Сакс сооб-щает: "...Внутри семей образуется детальное разделение труда, и всё так и спорится в руках. Отец, например, лакирует и раскраши-вает голову, мать кроит костюмчик, дочери его сшивают и натяги-вают на торс, мальчик раскрашивает ножки, а самый маленький прибивает чинелли и кукла готова"[5,191]. Когда надомная промышлен-ность ещё была связана с сельским хозяйством, могло быть и так, что женщины сидели за прялкой, мужчины и работоспособные сы-новья работали в поле или готовили пищу. "Нередко можно уви-деть, что бабушка, мать и внучата заняты прядением, а отец и под-росший сын работают на поле или исполняют другую работу по дому, готовят пищу, чистят свеклу или картофель" .

Ослабление традиционных представлений о мужской и женской работе, доходившее до перевёртывания их соотношения, соответ-ствовало необходимости приспособить организацию труда к мате-риальным условиям жизни. Жёсткие условия, в которых надомники должны были жить и работать, требовали высокой степени разви-тия "семейной кооперации"[5,91]. Это вынуждало людей, занятых на-домным трудом, в зависимости от специфических условий отрасли и конъюнктуры отказываться от традиционных форм разделения труда и кардинальным образом перераспределять основные роли мужчины и женщины.

В ремесленном производстве были иные отношения. Здесь в основном все исходили из экономического расчета. Имело место значительная разница между женихом и невестой. Такое по-ведение было разумным не только для подмастерьев, которые бра-ком с вдовой добивались положения мастера, а браком с дочерью мастера быстрее допускались в цех; оно было разумным и для жен-щин. Пока городское общество не знало других форм социальной поддержки и обеспечения в старости женщин, разница в возрасте имела второстепенное значение. Многие авторы обоснованно пре-достерегали от того, чтобы переносить современные представления о любви на эти браки. С другой стороны, это не означает, как заме-тила Хайди Розенбаум, что симпатия между женихом и невестой не играла никакой роли. В неразделимом комплексе чувств, эротики и расчёта в зависимости от конкретного сочетания могли преобла-дать разные составляющие. Однако нарушить хозяйственную целе-сообразность нельзя было ни при каком условии: этому препят-ствовали социальные нормы цеха. Как и при изучении крестьянско-го мира, следует помнить, что люди врастали в производственные отношения (а брачные и семейные были их частью) и выбор свой они делали в соответствии с духом ремесленной экономики. То, что современники говорили по этому поводу, скорее может объяснить, чем защитить принятые тогда отношения. Большинству людей и без того было очевидно, что "слабая, хилая болезненная женщина не подходит никакому горожанину: она не может работать..."[5,113] Примечательно, что этот-- столь часто высказываемый-- устана-вливающий норму тезис мужчины о женщине позволяет без труда определить, кто в цехах и в городском обществе имел власть опре-делять, что должно быть.

Элементом ремесленного производства, который решающим образом определял доступ к власти дома и в цехе, было не владение землёй, как у крестьян, а квалификация. Патриархальные настрое-ния городских цехов именно поэтому не допускали обучение ремес-лу девушек и, соответственно, получение звание мастера -- женщи-ной. Сегрегация по полу основывалась не на владении средствами производства, а на исключении женщин из процесса обучения ре-меслу. Кажется обоснованным приписывать вытекавшему из этого преимуществу в квалификации мужчин далеко идущее значение для утверждения патриархата в ремесле. Это преимущество в квалифи-кации ни в коей мере не ограничивалось сноровкой и узким специ-альным знанием. Оно включало в себя "знание света", приобретав-шееся в ходе странствий подмастерьев. Девушки и женщины оставались дома, их среда ограничивалась работой по дому и в саду и, возможно, продажей изготовленных изделий. "Делам домашним" девушка училась у матери. Если находился подходящий партнёр для брака, то она покидала родительский дом, чтобы перебраться в аналогично устроенное хозяйство ремесленника. Женщина, став женой мастера, оставалась зависимой с социальной, правовой и по-литической точек зрения. Хотя она обладала в полной мере правом собственности в соответствии с часто применявшейся нормой общ-ности имущества супругов и правом вдовы продолжать ремеслен-ную деятельность с подмастерьем, господству мужчин не угрожало ничего. Опираясь на порядок получения квалификации и сло-жившуюся символику в высшей степени мужского общества город-ских цехов, они распоряжались важнейшими хозяйственными опе-рациями и располагали властью определять и нормировать соци-альные отношения.

В доме ремесленника по сравнению с домом крестьянина, сферы домашнего хозяйства и производства различались несравнимо бо-лее чётко. Участие женщин в цеховом ремесле варьировало в зави-симости от отрасли и этапа исторического развития. Различные за-преты и санкции цехов против занятий ремеслом женщин доказы-вают, что работа в ремесленном производстве и домашнем хо-зяйстве явно различалась. Подма-стерья, работавшие вместе с женщинами в мастерской, рисковали быть оштрафованными цехом, их даже могли признать "бесчест-ными"[4,121].

Таким образом, городское общество и цехи устанавливали, что жёны ремесленников должны работать в домашнем хозяйстве, в са-ду и на земле и, в случае необходимости, продавать ремесленные изделия. Всё, связанное с планированием, переговорами с клиента-ми, руководством и наблюдением за учениками и подмастерьями в мастерской, было делом мастера. Имеющиеся данные о нарушениях этого правила относятся в большинстве случаев к бедным мастерам, у которых не было подмастерьев и учеников и которые, что сопо-ставимо с рабочими-надомниками, обычно работали вместе с жё-нами. Не случайно, что подобное встречалось в малодоходных ре-мёслах, к примеру, у пекарей чёрного хлеба и мясников низшего разряда в Бремене[5,113].

Членство женщины в цехе, а также её общественное положе-ние в городе в значительной степени определялось положением её супруга. Какой-либо правовой и политической самостоятельности женщина не имела. Превосходство мужчины в семье поддержи-валось, наконец, и его обязанностями "отца семейства": он отвечал за "нравственный и религиозный климат" в доме, на его ответ-ственности находилось нравственно-религиозное воспитание уче-ников. Вновь обращают на себя внимание внутренне присущие ло-гике системы требования цеха к "почтенности" происхождения и образа жизни мастера.

Подчинённое положение женщины ни в коей мере нельзя "механически" выводить из характера разделения труда в ремесле. Скорее, оно определялось уже в процессе цехового общественного нормирования и регулирования, который монополизировал за мужчинами квалификацию и профессию. Как и крестьяне, ремес-ленники-мужчины обеспечивали себе господствующее положение, овладев нормотворческими институтами местной общественной жизни. Характер ремесленного производства делал более вероят-ным, чем требовавшее тяжёлого физического труда вдали от дома и маленьких детей крестьянское хозяйство, участие женщин в мелком товарном производстве. Именно поэтому всё сильнее защищали мужчины свою монополию на связанную с рынком и оплачиваемую ремесленную работу, приняв особые нормы, исключившие девушек и женщин из процесса обучения профессии. Таким способом узако-ненное разделение труда между полами вело, в свою очередь, к спе-цифицированным по полам типам социализации: девочки "скло-нялись" к домашней и сельскохозяйственной работе в процессе до-машнего производства, мальчики с детства интересовались предме-тами и приёмами работы в мастерской. Тем самым ремесло способ-ствовало, выходя за собственные социальные рамки, формирова-нию кажущихся "естественными" половых ролей.

В буржуазной семье трудно сказать, какое влияние было сильнее: идеи ли буржуазного "очага" на признание за женщиной роли его "хранительницы" или идеи представления об "идеальной жене" на характер дома. В лю-бом случае женщина была заключена в частной сфере дома, о чём уже достаточно говорилось, а мужчине достался внешний мир. Ре-альное разделение общества на частную, домашнюю сферу жизни (причём слово "домашняя" приобрело совсем другое значение), с одной стороны, и на профессиональный мир, с другой -- имело да-леко идущие идеологические последствия. Женщине были приписа-ны черты характера, будто бы предопределявшие её для семьи и до-машнего очага. Одновременно был создан тип мужчины, который не боится никаких усилий и риска в работе. Именно тогда появи-лась уверенность в абсолютной точности знаний о том, что считать типично "мужским" и что-- типично "женским". В словаре Брок-гауза за 1815 г. по этому поводу говорится:"Мужчина должен добывать, а женщина старается сохранить; мужчина -- силой, а женщина -- добротой или хитростью. Этот принадлежит шумной общественной жизни, а та -- тихому домаш-нему кругу. Мужчина трудится в поте лица своего и, устав, нуж-дается в глубоком покое; женщина вечно в хлопотах, в никогда не затихающих стараниях. Мужчина сопротивляется судьбе и даже бу-дучи повержен, всё равно не сдаётся; покорно склоняет женщина голову и только в слезах находит она помощь и утешение"[5,131].

Хотя эти напряжённые старания описать некую драматургию отношений полов слишком гротескны и неестественны, чтобы при-нять их за реально сложившиеся в то время, при всех их преувели-чениях они показывают тенденции общественного развития: сенти-ментализацию сферы отношений жены и мужа, приписывания им свойств, которые, по выражению Карин Хаузен, выводились не из жизни женщин и мужчин, а из несущих идеологическую нагрузку идеальных представлений о характере полов[8,92]. Эти усилия оказались особо удачны, поскольку такое абстрактное, не учитывающее фак-тов изображение характеров полов сумело, сохранив целостность, пережить все социальные перемены. И в XX в. масса людей верит в действенность и убедительность стереотипных мнений о мужском и женском характерах.

Было бы ошибкой, увлёкшись сентиментальным спектаклем, не заметить жёсткие рациональные расчёты, всё ещё лежащие в основе буржуазных браков. Для горожанок брак и семья остались един-ственным общественным предназначением (если мы отвлечёмся от таких мест призрения, как монастыри). Оставшиеся незамужними женщины были в тягость родной семье.

Прославление частной жизни находилось в резком контрасте с реальностью развивавше-гося промышленного капитализма. Буржуа должен был найти своё место в обезличенном мире, в котором всё определяли взаимосвязи мирового рынка (сведения о нём он узнавал за завтраком из бирже-вых сообщений в газете) и стремительные технологические измене-ния. Психологические стрессы, которые он при этом переживал, должны были сниматься в лоне семьи. В то время как в хозяйствен-ной и деловой жизни, в науке и политике торжествовал холодный расчёт и целесообразная рациональность (Макс Вебер), требования к эмоциональной жизни в браке и семье повышались. При сохране-нии традиционных сексуальных прав мужчин для женщин это озна-чало сублимацию любви в чрезвычайно высокие требования к себе. Женщина, как и прежде, должна была сохранять девственность до брака, тогда как мужчина хотел приобрести сексуальный опыт. Чтобы реализовать эту модель буржуазной двойной морали женщи-на на рубеже XX в. усилиями буржуазной медицины и психологии была лишена прав на связанные с сексом чувства. Вайнингер, Мё-биус, Краффт-Эбинг и другие светила науки отказали женщине в интеллекте и способности к сексуальным переживаниям. Одновре-менно -- и это следующее противоречие буржуазной культуры -- возник новый рынок эротической литературы, началась своего ро-да "эротизация культуры". Это была репрессивная, поддерживаю-щая угнетение и ограничение женщин эротизация женского тела. Та-ков мир каким его проникновенно и кри-тически наблюдали Стриндберг и Ведекинд, Фрейд и Шнитцлер, оценивавшие его, во всяком случае, критичнее, чем обращающие сегодня в прошлое исполненный ностальгии взгляд. Но те переме-ны в обществе, в котором семья была местом бегства от мира, не остались без последствий и для неё самой. Заточение в доме всё больше отдаляло женщин от мира мужчин. О соратниках, которые сообща выполняли каждодневный свой труд, больше не было и речи. Половое разделение труда вызывало растущее отчуждение. Буржу-азная семейная модель породила свой антитезис: буржуазно-феми-нистскую критику угнетения женщин и выступления первых борцов за женские права участвовать в общественной и политической жизни.

Падение рождаемости в буржуазных семьях на протяжении XIX в., борьба за идеал женщины и так называемая сексуальная революция позволили современникам к 1900 г. говорить о кризисе буржуазнойсемьи.

Семьи горнорабочих в Англии и Уэльсе. Опросы шахтёров и их жён о жизни в английских и валлийских районах горнодобычи соз-дали впечатляющее представление о том, насколько сильно горняки зависели от выполняемой членами их семей работы, особенно жё-нами и дочерьми. Анжела В. Джон опросила 26 женщин, которые в первой половине XX в. работали на английских и валлийских угольных шахтах. 16 из них трудились в Западном Ланкашире, главным образом вблизи Уигана. Большинство из них начало тру-довую деятельность сразу после окончания школы, чаще всего в 13 лет. Большая часть из тех, кто пошёл работать на шахты, были до-черьми горнорабочих. Они жили вместе с родителями и отдавали свой заработок в семейную кассу. От своих матерей, которые рас-поряжались семейным бюджетом, они получали лишь небольшие карманные деньги.

В Англии с. свыше 200 000 мужчин, женщин и де-тей были заняты в открытых угольных разрезах, что составляло од-ну пятую всех горнорабочих, вовлечённых в добычу угля. Женщи-ны работали главным образом на угольных шахтах Стаффордшира, Шропшира, Камберленда и Южного Уэльса. Но чаще всего их можно было встретить в Западном Ланкашире. Здесь они разгру-жали вагонетки и сортировали уголь. Выходя замуж, большинство женщин оставляло работу. На некоторых шахтах замужним жен-щинам запрещалось работать. Если замужние женщины в посёлках горнорабочих всё же работали, то лишь тогда, когда у них ещё не было детей или дети не могли работать, а они срочно нуждались в дополнительном доходе. Некоторые женщины, ушедшие с шахты в связи с замужеством, возравщались на неё, если умирал супруг. На угольных шахтах, однако, в основном работали незамужние жен-щины. Многим не было 20 лет. Немногие из них отрабатывали на шахте всю жизнь. Закрытие рудников, механизация транспорти-ровки и сортировки в конце концов вытеснили женщин из угледо-бычи в межвоенный период и после Второй мировой войны. При этом во время обеих мировых войн они ещё в большом числе рабо-тали в угольной промышленности.

Жёны горняков зависели от мужей в материальном и правовом отношении. С другой стороны, они обладали обширными правами в вопросах ведения домашнего хозяйства. Во многих шахтёрских деревнях муж отдавал всю зарплату жене и получал только неболь-шие карманные деньги.. Эта важнейшая в домохо-зяйстве операция передачи денег часто происходила перед дверью до-ма, чтобы соседям было легко проконтролировать "законность" поведения шахтёра. Правда, в других случаях шахтёры, хотя и вру-чали постоянный заработок жёнам, премии и надбавки оставляли себе.

Работавшие дочери также были абсолютно несамостоятельны в экономическом и социальном смысле: они даже не знали, какую часть отданной зарплаты им выдадут на расходы. Дочери не только зарабатывали меньше, чем молодые шахтёры; считалось, что и карманных денег им нужно меньше, чем их братьям. Для последних размер карманных денег был не в последнюю очередь вопросом зрелости и способности принимать участие в мужском общении в посёлках горнорабочих. Слишком маленькая сумма денег у парней наносила ущерб репутации семьи в обществе. От девушек же не только ожидали понимания и готовности отдавать заработанное в семейную кассу, но и того, что большую часть свободного времени они будут помогать в работах по дому.

Специфика экономики горного дела и особенности рабочего графика определяли цикл домашних работ. Дом являлся хозяй-ственной единицей, в которой жена и дочери шахтёра были подчи-нены его рабочему ритму. Этим слиянием работы и семейной жизни объясняется зачастую особенно активная роль шахтёров в рабочем движении. Одна из самых крупных шахтёрских забастовок, которая в 1909-1910 гг. имела место в Южном Уэльсе, разразилась не в по-следнюю очередь из-за жалоб жён горнорабочих. Закон о 8-часовом рабочем дне побудил владельцев шахт ввести несколько смен. С тех пор, как жёнам шахтёров пришлось готовить обед в разное время, так как их мужьям и сыновьям редко удавалось попасть в одну сме-ну, они стали призывать к стачке. Они играли в ней исключительно активную роль, забрасывали полицейских камнями, били окна кон-тор и т.п.[5,149] В Ланкашире дочери бастовавших горнорабочих соби-рали средства для их поддержки[5,149]. В Южном Уэльсе жёны горняков вносили существенный вклад в формирование классового самосо-знания. Традиционные формы общественного осуждения были включены в арсенал борьбы рабочих.

В садиках, расположенных позади многих жилых построек, женщины могли выращивать овощи и фрукты. Жёны и дочери гор-норабочих постоянно прирабатывали, чтобы увеличить доход семьи. Они убирались в конторах управления шахт и в частных квартирах служащих. Они стирали бельё служащих в посёлках или продавали выращенные в садиках овощи и фрукты.

В компаниях горняков женщины участвовали редко. Обще-ственная жизнь горняцких посёлков с характерными для неё выпив-ками, силовыми видами спорта и культурой питейных заведений, была вотчиной мужчин. Женщины свободное время проводили вблизи от дома в общении с соседками. Незамужние дочери шахтё-ров встречались в свободное время прежде всего друг с другом. В английских и валлийских шахтёрских сёлах они, однако, время от времени появлялись в трактирах, хотя это воспринималось мужчи-нами неодобрительно[5,205]. Они различали "достойных уважения" де-вушек и тех, кто позволял себе показываться в пивных.

Современные формы домашней работы, вроде покупок, приго-товления изысканной пищи, уборки в квартире и тому подобное, играли второстепенную роль в связи с бедностью горнорабочих первых десятилетий XX в. На первом месте стояли починка и чист-ка рабочей одежды шахтёров -- утомительное субботнее и вос-кресное занятие их жён и дочерей, работа в саду и часто возделыва-ние арендованного участка земли, удовлетворявшая часть потреб-ностей в продуктах питания и уменьшавшая зависимость семьи от рынка. Сад и взятая в аренду земля давали дополнительную воз-можность содержать скот (свиней, коз, кур, кроликов и, редко, ко-рову). Многие жёны горнорабочих одежду шили в основном сами. Несомненно, хозяйство горняков при-надлежало ещё к типу двойной экономики: работа женщин по са-мообеспечению была так же необходима для выживания, как и за-работок шахтёров.

Заключение

Итак, цель нашего исследования, на наш взгляд удалось реализовать, рассмотрев положение женщины в обществе XIX в.с разных сторон. Мы убедились, что женщина - воин ни в чем не уступает по храбрости мужчине; женщина - писатель может поднимать в своих произведениях проблемы, волнующие всех женщин и писать так, что их произведениями зачитываются вот уже на протяжении века. Женщина - правитель может руководить страной не один десяток лет так, что это время потомки назовут в честь ее имени - викторианской. Женщина - актриса может восхищать своим талантом и красотой, так, что до сих пор, почти через сто лет .многие хотят на сцене походить на нее. Женщина - ученый столь предана своему делу, что на алтарь может положить и здоровье и свою жизнь. Немаловажную роль женщина играет и как хранитель семейного очага. В связи с тем, XIXв. ознаменован появлением нового индустриального общества и изменением жизненного уклада, женская роль не изменилась, только с той разницей, что помимо семейных забот женщине приходилось и думать о заработке, так как создавались такие условия, когда мужчина не мог этого сделать..

А так же проанализировав историю становления женской концепции, гендер, как категорию новой истории в литературе, значение пола в истории культуры, можно предположить, что произошла революция, в которой большое значение сыграло: разделение полов, появления гендерного класса, репрезентации женщин, произошла смена мужских исследований о женщинах на женские исследования о женщинах.

Отличие мужских исследований от исследования женщин произошли от включения женского опыта в рамках социальной и культурной действительности, как основы научной работы, что не только изменило тип изложения, но также внесло туда иной познавательный интерес. Традиционные исследования о женщинах перестали рассматриваться как научно обоснованные высказывания, способные объяснить неравные общественные позиции женщин и мужчин. «Теории», которые приписывали женщинам особенную иррациональность, кротость и домовитость, стали теперь считаться мужскими стратегиями, имеющими своей целью не столько объяснить, сколько оправдать существующий стереотип. С научной точки зрения это выглядит следующим образом: «как поставленный под сомнения «нейтральный», «бесполый» исследователь - индивидуум, погруженный в теоретическую и критическую работу, который долгое время размышляя над выделением универсальных человеческих ценностей Просвещения, почти совсем упустил из виду властные соотношения внутри культуры, зависящие от пола».

Отделения и разграничения, теории и исследования, что только не пришлось претерпеть женщине в свое время, но женщина нашла в себе силы преодолеть все мужские теории, при этом остаться для них загадкой и внести ясность в свое существование, приспособиться к всевозможным изменениям во всем мире и при этом показать себя значимой фигурой в нашем существовании.

Список литературы

1. Бовуар де Симон Второй пол - М.: Прогресс, 1997- 832c.

2. Воронина О.А. Гендер / О.А. Воронина // Женщина Плюс… - №2 - 2001 - С.26

3. Грошев И. В. Полоролевые стереотипы в рекламе/ВИ Грошев.// Психологический журнал.-№2- 1998.-С.97

4. Заков В. В. Полоролевые различия и понимания неправды, лжи и обмана./В.В.Заков//Психология личности.- М., 1997.- 265с.

5. Зидер Р. Социальноая история семьи в Западной и Центральной Европе (конец XVIII-XXвв.) / пер. с нем. Л.А. Овчинницевой., под ред. М.Ю. Бранд. - М.: изд. Центр ВЛАДОС 1997г. - 302 с.

6. Краткая энциклопедия для женщин - М.: Мысль , 1992.

7. Кюри Е. Мария Кюри / пер. с франц. Под ред. В.В. Алпатова. - М., Атомиздат., 1973

8. Лабутина Т.Л. Английские просветители о роли и месте женщин в обществе / Т.Л. Лабутина // Вопросы истории - №6 - 1997 - С.14

9. Осипенко Г. Королева Виктория - мать нации / Г. Осипенко // Наука и религия - №3 - 2002 - с.40

10. Пол Гендер Культура №2./Под редакцией Элизабет Шоре и Каролин Хайдер.- М.,2000.

11. Пушкарева Н.Л. Гендерные исследования: рождение, становление, методы и перспективы / Н.Л. Пушкарева // Вопросы истории - №6 - 1998 - С. 76

12. Советский энциклопедический словарь/Под редакций А.П. Прохорова. - М.: Просвещение, 1985.

13. Социология. Учебное пособие для студентов вузов./ Сост. А.С Кислицин.- М.,2001.

14. Шведова Н. Гендерный анализ / Н. Шведова // Женщина Плюс… - №1 - 2004 - С. 49

15. Феминология, Е. М. Зуйкова, Р. И. Ерусланова -М.: Изд.центр “Маркетинг”, 2001.

16. Феминология, Семьеведение - М.:МГСУ “Союз”, 1997.

17. Феминизм: проза, мемуары, письма, эссе.- М.: Прогресс, 1992

18. Феминизм: Восток, Запад, Россия.../Сб.ст под ред.. М.Шнеир. -М.: Наука, 1993

Array

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5