Общественное мнение: современное состояние, ресурсы и некоторые аспекты механизмов массового влияния

президентские) является, по сути дела, борьбой за ресурсы - поиском этих

ресурсов и средств их потенциальной мобилизации. Ситуация сопоставима с

бегом на дальние дистанции (стайерским), где на первых этапах правильный

расчет ресурсов неизмеримо важнее сиюминутного отставания/опережения по

сравнению с соперником. Наиболее важный урок прошлой президентской гонки

довольно прост: победил тот, кто имел ресурсы и сумел их использовать,

проиграл тот, кто этого не смог.

Вспомним, о каких ресурсах шла речь в 1996 г. Прежде всего, это ресурс

участия населения (особенно молодежи) в голосовании. При искусственно

нагнетавшейся ситуации дихотомического выбора («либо Б. Ельцин, либо

возврат к коммунистическому правлению») голоса молодых составляли

несомненный ресурс действующего президента.

Отталкивание значительной части населения (по разным опросам, не менее

40%) от старого режима составило другой важнейший ресурс президентской

команды. Сама дихотомия имела, впрочем, и реальную основу в противостоянии

двух наиболее организованных политических сил - власти и компартии (т.е.

правящей и старой бюрократии).

В начале официальной избирательной кампании Б. Ельцин имел ресурс

доверия (ему полностью или в основном доверяли) около 30%, т.е. несколько

менее 1/3 населения, в конечном счете он смог получить чуть более 1/3 (37%)

голосов. Такова «арифметика» мобилизации ресурсов. Она оказалась достаточно

успешной тогда еще и благодаря отстранению всех возможных соперников из

правительственных и реформаторских сил (что привело к реструктуризации

ресурсов поддержки). Итак, сработали две процедуры - мобилизации и

реструктуризации ресурсов политической поддержки.

Что же касается Г. Зюганова, то у него подобного ресурса просто не

было, практически на всем протяжении избирательной кампании доля доверяющих

ему равнялась доле собирающихся за него голосовать (около 20%), лишь на

последнем этапе (во втором туре) она несколько выросла за счет противников

Б. Ельцина из других электоратов.

Особенность современной ситуации (на конец 1998 г.) заключается в том,

что произошли существенные изменения в политических ресурсах и возможных

средствах их использования по сравнению с прошлыми выборами.

Сейчас ни при каких вариантах действий президента, его союзников и

оппонентов нельзя представить возможной такую мобилизацию ресурсов

поддержки Б. Ельцина, которая напоминала бы процессы 1996 г. В одну и ту же

реку дважды войти нельзя. Дело не в отдельных событиях, невыполненных

обещаниях, болезнях и пр., а прежде всего в том, что дихотомическое

противостояние оказалось размытым и оттесненным на второй план (в том числе

в общественном мнении), а бывший «антикоммунистический» блок оказался, по-

видимому, безвозвратно разобщенным. Кажутся обоснованными предположения о

том, что на предстоящих выборах основное соперничество развернется между

лицами и силами, представляющими различные варианты будущего развития

страны.

Уровень политических ресурсов на середину 1998 г. можно представить по

показателям распределения «партийных» симпатий (табл. 1).

Таблица 1

Какой партии, политической силе

Вы сейчас симпатизируете?

(По данным опросов 1998 г.; в % к числу опрошенных)

| | | | | | |

|Коммунистам |23 |22 |23 |24 |25 |

|Демократам |14 |16 |16 |13 |10 |

|Патриотам |6 |3 |4 |5 |4 |

|Партии власти |2 |1 |3 |3 |3 |

|Другим |2 |2 |2 |2 |2 |

|Другим |3 |3 |4 |4 |4 |

|Никому |40 |41 |36 |41 |41 |

|Затруднились с |10 |12 |12 |8 |11 |

Как видно, распределение ресурсов симпатий почти стабильно в

соответствии со «старыми» рамками структуризации (коммунисты/некоммунисты).

Половина потенциальных избирателей пока свой выбор не сделала, а остальные

разделили свои симпатии примерно поровну между компартией и «всеми

прочими». Причем из голосовавших за Б. Ельцина во втором туре выборов 1996

г. -41% , а из избирателей Г.Зюганова - 20% сейчас не симпатизируют никакой

политической силе. Получается, что потенциал поддержки "некоммунистической"

части избирателей структурирован очень слабо.

При этом наиболее привычный для нашего общества и электората механизм

персонализации политических симпатий пока не раскручен. Так, в мае 1998 г.

только 1/2 (51%) голосовавших за Г. Зюганова считают его деятелем,

вызывающим наибольшее доверие, и немногим больше 1/2 (58%) намерены вновь

голосовать за него.

Общий ресурс доверия у Б. Ельцина в марте 1998 г. был примерно таким

же или даже выше, чем в начале 1996 г.: деятельность президента оценивали

позитивно около 40% населения.

Политический кризис марта-мая 1998 г. привел к резкому падению всех

показателей его поддержки: если в марте деятельность президента одобряли

24% против 76% (без учета затруднившихся с ответом), то в мае уже 16%

против 84%, а в июне - 13% против 87%. Колебания показателей доверия у

других лидеров, происходившие в этот период, объясняются в основном

конъюнктурными факторами. Возникает предположение о том, что показатели,

относящиеся к расплывчатым, в значительной мере эмоциональным категориям

типа «доверие», «одобрение» по отношению к разным лицам, имеют разные

значения. В одном случае (Б. Ельцин как действующий Президент) это

выражение привычности и надежды на возможную стабильность, в другом (А.

Лебедь) - реакция на локальный успех, в третьем (С. Кириенко) - отношение к

новому деятелю и т.д. При этом то, что кажется привычным, может оказаться и

самым непрочным: «традиционный» уровень и характер показателей доверия Б.

Ельцину в момент политического кризиса оказывается крайне неустойчивым.

Другой весьма интересный симптом - расхождение показателей «партийной»

и «лидерской» поддержки. Как отмечено выше, уровень доверия к партии

коммунистов заметно выше доверия к ее лидеру и тем более готовности

голосовать за него.

Но такая же примерно картина наблюдается и среди сторонников «Яблока»

и его лидера. Скорее всего это свидетельствует не столько о стабильности

идейно-политических (партийных) пристрастий по сравнению с личностными,

сколько о кризисе самих отношений личного политического лидерства в

нынешнем обществе - об исчерпанности личных ресурсов и средств достижения

массовой поддержки деятелями самых различных направлений. Возможно, это

свидетельствует о том, что политический «вождизм» разлагается, не достигнув

на данном витке социально-политических трансформаций своих целей в

общенациональном масштабе. Локальные эффекты популистских, национал-

популистских, бизнес-популистских и т.п. лидеров никак не противоречат

такому предположению.

Одним из показателей состояния «личных» ресурсов лидеров иногда служат

сопоставления уровней их поддержки в условном втором туре будущих

президентских выборов. В ситуации, приближенной к реальному предельному

выбору (как это было в 1996 г.), такой прием позволяет довольно точно

определить такие уровни. Но, судя по прошлому опыту, если потенциальные

избиратели не видят ситуации предельного напряжения, показатели парного

выбора скорее показывают лишь возможное распределение текущих симпатий.

Например, в мае 1997 г. Г. Зюганов мог мобилизовать против А. Лебедя голоса

избирателей в соотношении 27:35, в мае 1998 г. – 28:30, против Ю. Лужкова

соответственно 25:36 и 27:33, А Лебедь против Ю Лужкова – 29:31 и 30:33,

против В. Черномырдина 40:55 и 32:17 и т.д.

Переход от массовых настроений, деклараций, вербальных оценок к

реальным массовым действиям какого бы то ни было типа, включая и

электоральные, видимо, самый сложный из возможных путей реализации

политического потенциала. Обозначенные выше уровни являются лишь крайними

точками этого процесса. Промежуточные стадии мобилизации, структуризации и

т.д. ценностно-политических симпатий или склонностей требуют, наверное,

специфического рассмотрения применительно к разным ситуациям. (На деле, как

уже отмечалось, «промежуточная» позиция может стать конечной (политическая

активность может свестись к выражению интереса, настроения, к

самоутверждению и пр.) практически без результативного действия).

Движущие силы такого перехода, в предельном упрощении, сводятся к

двум: страх и надежда, - первый подталкивает, а вторая влечет к более

оформленным акциям. Но это лишь в предельном упрощении, которое иногда

происходит не только в воображении (страх перед возвращением партийно-

советского режима в 1996 г. или страх финансово-экономического коллапса в

1998 г. - силы вполне реальные). На деле в процессах участвуют групповые и

личные интересы, частные факторы влияния и пр.

2.2. Ресурсы и акции социального протеста.

«Протестные» акции и движения - специфический вид общественной

активности, характерный для нашей жизни в последние годы. Массовое

недовольство принимает формы такого протеста ввиду неразвитости

политических институтов, слабости правовых механизмов и практического

отсутствия ситуации общественного договора в профессионально-трудовой

сфере. В результате претензии к предпринимателю неизбежно обращаются на

государство, трудовой спор превращается в уличную акцию, локальный конфликт

- в блокаду магистральных путей сообщения и т.д.В итого блокируются пути

выхода из конфликта.

Исследование специфичности протестных акций российского образца

приводит к следующему.

Стабильное общество задает некоторые привычные и правовые рамки для

выяснения отношений между социальными группами, работниками и

работодателями и т.д. Не все ситуации и «там» в эти рамки полностью

укладываются, например забастовки на транспорте или в социальных службах,

которые фактически нарушают права множества непричастных к данному

конфликту людей и делают их его заложниками.

Но все же если рамки имеются, то существует и законный нормальный путь

разрешения конфликта: переговорные и судебные механизмы, арбитраж

государственной власти. В нашей ситуации таких рамок и таких путей

фактически не существует, каждый раз при обострении особо крупных

конфликтов применяются экстраординарные и временные меры успокоения -

личное вмешательство высших чиновников, заведомо нереальные обещания и

неэффективные разовые вливания финансовых ресурсов.

Кроме того, если трудовые конфликты, возникающие в западных странах,

чаще всего связаны с требованиями об улучшении условий трудового договора,

то у нас в последнее время речь идет «всего лишь» об исполнении основных

условии старых, формально давно действующих договоров (своевременная

оплата…). Неисполнение этих элементарнейших условий отношений между

работниками и работодателями при государственно-правовом контроле реально и

психологически выводит конфликт не только за рамки трудовых отношений, но и

за пределы не писанного, но предполагаемого в правовой системе

общественного договора. В итоге возникает тенденция превращения

«нормального», чисто теоретически конечно, конфликта в современную

разновидность «русского бунта», пока бескровного. Это важно иметь в виду

при оценке потенциала нынешнего протеста и его возможных результатов.

Имеющиеся данные позволяют представить довольно сложную -

многовариантную и многоступенчатую схему реализации такого потенциала.

Исходным «материалом», естественно, является широчайшее массовое

недовольство падением уровня жизни, безработицей, экономической политикой

властей, неспособностью государственных институтов контролировать ситуацию

в стране, к которому добавляется недоверие к правящей элите. Материала

этого, как известно, в обществе в избытке. Но сами по себе цифровые

показатели мало что значат без учета тенденций и их восприятия. (Одна из

самых серьезных опасностей для общества состоит сейчас в том, что

бедственная ситуация может стать не просто терпимой, но привычной и чуть ли

не «нормальной».) Однако лишь часть широкого недовольства служит ресурсом

для массовых протестов (табл. 2).

Таблица 2

Заявленным потенциал экономического протеста

(в %, май; N=2400 человек)

| | |Доля в числе, |

| |Доля в общем числе |определявших свое |

|Суждения |опрошенных |положение термином |

| | |"терпеть больше |

| | |невозможно" |

| |1997 г |1998 г |1997 г |1998г |

|экономическими |39 |43 |49 |53 |

|готовности в них |24 |27 |41 |43 |

Изменения тенденции политического протеста приведены в табл. 3

Таблица 3

Отношение к политическим протестам

(в % к числу опрошенных; май; N=2400 человек)

|Суждения |1997 г. |1998 г. |

|Считали вполне возможными выступления с | | |

|политическими требованиями |37 |37 |

|Готовы были участвовать в выступлениях с требованиями: |

|отставки Президента |18 |29 |

|отставки Правительства |15 |18 |

|роспуска Госдумы |15 |18 |

Очевидный рост антипрезидентских требований с весны 1998 года уже был

упомянут. В нем сказываются как обобщенные обвинения в адрес высшей власти,

так и предельно персонализированные упреки той же власти за неисполненные

обязательства, нереальные обещания и пр. Как и годом ранее, основными

носителями «протестных» настроений в нынешних условиях выступают наименее

продвинутые, менее всего вовлеченные в процессы перемен слои и группы

населения. По-прежнему наиболее организованными и наступательными остаются

«шахтерские» акции. Они стали выразителями самых радикальных требований

(отставки Президента Б. Ельцина) и использовали самые радикальные до сих

пор средства (блокада магистралей, захват заложников).

Реальное участие недовольных в протестных акциях любого рода по-

прежнему значительно, во много раз меньше, чем заявленная готовность

участвовать в них. Так, за 12 месяцев 1996-1997 г.г. (с марта по март) в

забастовках участвовало не более 3% населения, за такой же период 1997-1998

г.г. (с мая по май) - тоже 3%. Для подавляющего большинства недовольных и

протестующих главный способ выразить протест - заявления о поддержке

бастующих (в мае 1998 г. 1/2 опрощенных выражали полную поддержку

шахтерской блокады магистралей, в июне 51% москвичей одобряли политический

пикет шахтеров у дома правительства России).

При этом не происходит реальной массовой поддержки «делом», т.е.

распространения активного протеста на другие регионы и другие категории

работников. Насколько правомерно было бы утешаться (или, допустим,

огорчаться) тем, что этого пока не происходит?

Здесь мы подходим к самой, пожалуй, серьезной проблеме в рассмотрении

всей проблемы ресурсов и акций социального протеста (да и иного социального

действия): в каких условиях его эффективность можно оценивать

количественными мерами. Ведь только в довольно редких, специально

институционализированных общественных ситуациях (всеобщие выборы или

референдумы) в чистом виде действуют категории «большинства» и

"меньшинства". Все известные нам общественные потрясения и перевороты - в

какой бы стране и в каком бы столетии они ни происходили - всегда были

делом сравнительно небольших организованных групп, движений, партий, клик и

пр., которые в отдельных случаях использовали массовые настроения и акции

(причем для этого никогда не требовалось статистического большинства

населения). Сейчас, как представляется, сила выступлений протеста не в их

организованности или многочисленности по российским меркам, а в слабости

противостоящих им (или, скажем, пытающихся их как-то сдержать, или

использовать в своих интересах) сил, т.е. государственных и политических

институтов. От этого соотношения в конечном счете зависит, останутся ли

реальным результатом протестной волны морально-психологические

выигрыши/потери сторон или она станет средством для изменения социально-

политической ситуации в стране.

2.3. «Этнические» комплексы: потенциалы и рамки действия.

Этот традиционный по своему происхождению круг проблем оказался, как

известно, роковым для социального прогресса XX в. Либеральные,

рационалистические, социалистические иллюзии столкнулись с процессами

национально-государственного самоутверждения и соперничества, связанными с

традиционными, досовременными структурами социального поведения. Результат

(и основа) связки этих структур с техникой и организацией современного типа

- мировые войны, холокост, этноцентрические политические притязания,

катаклизмы деколонизации, распад имперских структур и межцивилизационных

барьеров по оси Север-Юг. Все эти линии разделов (которые лишь с большой

долей условности можно объединить под именем этнических, поэтому и кавычки

в заголовке) прошли через «тело и душу» постсоветского и нынешнего

российского общества.

По мнению 60% опрошенных (октябрь 1997 г.), национальная неприязнь и

конфликты в нашей стране «всегда существовали, но не выходили на

поверхность», 28% считают, что они возникли только в последние годы.

В данном случае большинство право лишь отчасти, поскольку за последнее

десятилетие произошла несомненная трансформация некоторых направлений

этнических конфликтов и появились новые их формы и направления, связанные

Страницы: 1, 2, 3, 4

МЕНЮ

Общественное мнение: современное состояние, ресурсы и некоторые аспекты механизмов массового влияния

ИНТЕРЕСНОЕ