Норма права. Понятие, структура, виды

обладающих рядом признаков норм. Как отмечено, те из них, которые

представляют собой логически завершенные, обязательные для соблюдения

положения, называются нормативными предписаниями. Некоторые нормативные

предписания по содержанию и логической структуре («если — то — иначе»)

близки к правовой норме, но и они не могут применяться без учета общих и

других положений законодательства, в соединении с которыми они только и

могут образовать норму; другие правовые предписания логически строятся по

форме: «если — то»; есть и такие, что не имеют другой структуры, кроме

грамматической[28].

Формулировка многих правовых предписаний строго зависит от содержания

выражаемых ими правовых норм; таковы управомочивающие, обязывающие,

запрещающие нормы права. Последние (запрещающие) нередко вообще как бы

выносятся за рамки ряда норм и целых отраслей права, в пределах которых

находятся охраняемые ими диспозиции, и формулируются как перечни деяний,

которые запрещено совершать (составы преступлений и других правонарушений),

и санкций, соответствующих качествам и тяжести этих деяний (уголовные

кодексы, кодексы об административных правонарушениях, положение о

материальной ответственности рабочих и служащих и др.). При помощи этих

санкций, как отмечено, охраняются обширные комплексы различных отраслей

права; таковы также положения Гражданского процессуального кодекса,

регулирующие исполнительное производство: как санкция они связаны с рядом

норм гражданского, трудового, семейного, административного, уголовного

права; общий характер (по отношению ко всему гражданскому праву) имеет

предписание о возмещении убытков. Существование в законодательстве правовых

предписаний, выражающих общие для многих норм санкции, облегчает

деятельность законодателя — при дальнейшем развитии права учитывается, что

новые нормы права (диспозиции) включаются в комплекс норм, уже охраняемый

определенной санкцией.

Важное место среди нормативных подписаний занимают обобщения условий

действия и применения правовых норм. Таковы содержащиеся в законах и других

нормативных актах общие положения о субъектах права, их видах и правовых

статусах, об условиях действия нормативно-правовых актов, порядке их

реализации, о процедурах решения юридических споров, о правовом режиме

различных имуществ и др. Нормативные предписания такого уровня в процессе

реализации права осуществляются через правовые нормы, регулирующие

поведение отдельных лиц; вместе с тем они имеют самостоятельное значение в

системе средств правового воздействия. Особенное значение среди нормативных

предписаний имеют законодательные определения основных прав и свобод

граждан. Обычно они излагаются в конституциях или в специальных нормативно-

правовых актах (Декларация прав человека и гражданина, Билль о правах).

После Второй мировой войны ряд основных прав и свобод закреплен в

международных документах[29], положения которых признаны обязательными в

Российской Федерации.

Нормы права и статьи законов не всегда тождественны по той причине,

что тексту нормативного акта, как и любому литературному произведению,

нередко свойственны образность, ориентация на массовое правосознание,

обращенность к общественному мнению. Так, для нашего уголовного

законодательства традиционны условные, как бы неправильные, формулировки:

«преступление (хищение, вымогательство, убийство, клевета, хулиганство,

разбой, мошенничество, получение или дача взятки, заведомо ложный донос и

т.д.) наказывается...», хотя на самом деле наказывается не преступление, а

преступник (вор, убийца, взяточник, хулиган, мошенник, клеветник и т.п.). В

законодательстве используются условные термины; например, «молодой

специалист» может оказаться по возрасту далеко не молодым работником,

осваивающим новую для него специальность и потому имеющим право на

некоторые льготы. В ряде статей нормативных актов для смыслового усиления

должное описывается как сущее: «Неустранимые сомнения в виновности лица

толкуются в пользу обвиняемого»; «Депутату обеспечиваются условия для

беспрепятственного и эффективного осуществления его прав и обязанностей». В

тех же целях (для смыслового усиления, образного выражения непререкаемости

закона) запрещенное порой характеризуется как вообще невозможное: «Никто не

может быть произвольно лишен жизни»; «Собственность не может использоваться

в целях, противоречащих интересам общества, правам других граждан».

Одним из наследии времен, когда законодательство было формой

пропаганды, является наличие в текстах законов идеологических и

политических сентенций, имеющих программный, но не юридический характер.

Стремление придать текстам законов непременно политическое звучание

приводило к тому, что эти тексты неправильно выражали правовые нормы. Так,

если в законах говорится об обжаловании в суд «незаконных действий»

должностных лиц и государственных органов (вариант: «действий, нарушающих

права и свободы граждан»), получается так, что суд может принимать жалобы

только на действия, незаконность которых где-то и кем-то уже установлена

(зачем тогда вообще обращаться в суд?), а жалобы на законные действия

принимать вообще не должен, хотя бы жалобщик и считал свои права

нарушенными. В другом нормативном акте определялся порядок возмещения

ущерба, причиненного гражданину «незаконными действиями органов следствия,

дознания, суда»; выходило, что ущерб, причиненный законными, но ошибочными

действиями этих органов, возмещению не подлежит.

Различие между нормами права и статьями законов и в том, что в тексте

нормативного акта могут содержаться не только нормативно-правовые

предписания, но и индивидуальные распоряжения, а также обоснования

нормативного акта, фактические утверждения, программные положения, призывы,

декларации, правила общежития, морально-политические нормы и принципы, не

связанные непосредственно с механизмом правового регулирования. Право же

состоит из норм, выраженных через правовые предписания. Это различие

способно порождать противоречия между правом и текстом закона, которые

могут осложняться и обостряться в связи с тем, что в массовом сознании

исторически сложилось преобладание преимущественно моральных критериев и

норм, а также бытуют порой негативные оценки юридических категорий как

сугубо «формальных», а то и «бюрократических». Эти оценки и критерии могут

вести к тому, что при обращении к закону часть общественного правосознания

признает в нем «своими» и примет только те положения, которые не являются

собственно юридическими, а представляют собой описание в тексте закона

социальных ценностей, изложение программных положений, выражение

общественно-политических, нравственных, идеологических принципов и норм. На

практике это противоречие, если в структуре закона собственно юридические

предписания не обособлены от морально-политических и иных положений, может

вести к досадным недоразумениям и трагическим разочарованиям («в законе

сказано так, а суд решил как-то иначе»).

Существуют, наверное, еще и другие различия и противоречия между

законом и действующим правом. Если такие противоречия своевременно не

осознаются и не преодолеваются, авторитету закона причиняется ущерб: коль

скоро не все содержание вступившего в силу закона оказывается действующим

правом, он воспринимается как нечто декларативное, что-то обещающее, но на

практике ничего не дающее. Важной задачей правоведения является разработка

механизма перевода тех положений закона, которые носят самый общий,

абстрактный характер, в нормативные предписания, через которые эти

законоположения воплощаются в систему правовых норм, регулирующих поведение

членов общества.

С тревогой отмечалось, однако, что в правоведении обнаружились

недостаток нормативного мышления, недостаточное умение нормативно выражать

мысли и намерения в проектах законов[30]. Привычка ученых-юристов мыслить в

основном политическими, идеологическими, социологическими категориями

нередко влияет на качество подготовки проектов нормативных актов, где

предписание должного порой заменяется описанием существующего, точное

определение прав и обязанностей подменяется рассуждениями об их социально-

политическом значении, запреты и санкции за правонарушения если и

упоминаются, то в самой неопределенной, расплывчатой форме.

Особенно сложной для современного отечественного правоведения стала

проблема соотношения правовых норм и статей (текстов) Конституции. То

обстоятельство, что не все положения Конституции имеют юридическое

содержание, общеизвестно и официально признано Конституционным Судом

Российской Федерации[31].

В теории права сложились три основных мнения о юридической природе

конституционных норм.

Одни теоретики вообще не считают Конституцию правом, ссылаясь на то,

что содержащиеся в ней правила невозможно осуществить в принудительном

порядке[32]. Другие правоведы считают правовыми нормами все вообще тексты,

содержащиеся в конституциях[33].

Третье направление в изучении конституционных норм признает, что ряд

положений (текстов) Конституции носит программный или декларативный

характер, торжественно провозглашая цели и задачи государства, основные

принципы его организации и деятельности, его зависимость от народа, а также

некоторые нравственные нормы. Признание, что наряду с правовыми нормами в

Конституции содержатся неюридические положения, не только никак не умаляет,

вопреки опасениям отдельных авторов, авторитет Конституции (декларативные

положения традиционно содержатся в конституциях всех стран континентальной

Европы)[34], но и дает возможность вывести на первый план проблему

реализации тех конституционных положений, которые имеют юридический

характер, но не могут быть воплощены в действующее право без

дополнительного правового нормотворчества.

Проблема заключается в том, что ряд положений, содержащихся в

Конституции, не достигли того уровня конкретизации, при котором было бы

можно говорить о существовании правовых норм, способных однотипно

воплощаться в общественные отношения. Как отмечено, в законах и иных

нормативных актах нет ничего собственно юридического, кроме формулировок

прав, обязанностей, условий их возникновения, а также запретов и санкций за

их нарушение. Вся проблема реализации закона начинается с разработки

правовых норм как моделей правоотношений, способных peгулировать поведение

людей и организаций посредством собственно юридических связей (взаимных

прав и обязанностей). Для претворения общих положений закона в реально

осуществимое право необходимо учесть такое предъявляемое к правовым нормам

требование, которое именуется «формальной определенностью». Суть дела в

том, что право может успешно функционировать лишь при условии бесспорности,

недвусмысленности, а также доказуемости условий возникновения прав и

обязанностей (возникло правоотношение или не возникло?), точности

определения содержания правоотношения (что именно необходимо делать или не

делать для выполнения обязанности; каковы гарантированные возможности

поведения управомоченного), ясности запретов (чего нельзя делать?) и

санкций за их нарушение. Лишь при выполнении этих условий тексты законов

образуют нормативные предписания, складывающиеся в нормы права. Без этого

суждения о прямом действии Конституции (и любого закона) остаются

практически неосуществимыми.

В действующей Конституции Российской Федерации содержатся положения,

для реализации которых требуется принятие дополнительных законов. Таково, в

частности, право гражданина на замену военной службы альтернативной

гражданской службой в случаях, предусмотренных ч. 3 ст. 59 Конституции.

Поскольку соответствующий федеральный закон, предусмотренный той же

статьей, еще не принят, названное право осуществить невозможно; поэтому

Конституция в данном случае имеет прямое действие лишь по отношению к

органам законодательной власти, которым надлежит принять соответствующий

закон, а также органам правосудия, оправдывающим тех, кто отказывается от

военной службы по основаниям, указанным в ст. 59 Конституции.

В юридической литературе давно и неоднократно отмечалась

неосуществимость ряда конституционных положений без принятия нормативных

актов, детализирующих эти положения до той степени абстрактности, которая

способна воплотиться в конкретных правоотношениях[35]. Однако правоведение,

насколько известно, еще не пыталось определить, что собой представляют с

позиций теории права конституционные положения, которые, по замыслу

законодателя, направлены на правовое регулирование, но не могут быть

реализованы в правовой системе, так как они еще не получили в текущем

законодательстве развития и конкретизации, необходимой для их практического

воплощения в общественных отношениях и правопорядке. Бытующие наименования

их «нормами-принципами», «в известном или определенном смысле

специфическими нормами особого рода» лишь подтверждают, что правовые нормы

в соответствующих текстах законов еще не воплощены.

В теоретическом плане эта проблема усложняется тем, что в последние

годы в учебной и научной литературе распространилось противопоставление

права и закона, основанное на предположении, что право (мера свободы)

всегда хорошо и справедливо, а закон (текст нормативного акта) нередко

бывает несправедливым и плохим. Однако неосуществимость ч. 3 ст. 59

Конституции Российской Федерации являет яркий пример прямо противоположного

соотношения, когда хорошему и справедливому закону не только не

соответствует осуществимое право, но и в общественной жизни из-за этого

возникают правовые конфликты и аномалии.

Разумеется, лучше всего было бы, если бы каждый закон с самого начала

был законом прямого действия, состоял из правовых предписаний, не требующих

развития и конкретизации в других нормативно-правовых актах. Тогда перед

правоведением практически могла бы и не возникнуть проблема различий и

противоречий между нашими правом и законом. Такие различия, однако,

объективны и проявляются в ряде противоречий, недостаточное внимание к

которым может существенно препятствовать претворению закона в жизнь.

К ним относится, прежде всего, противоречие между абстрактностью

отдельных предписаний закона, лаконично определяющего основные принципы

правового регулирования определенной сферы общественной жизни, и

конкретностью этой сферы, многообразием и индивидуальной неповторимостью

составляющих ее жизненных ситуаций и отношений. Данное противоречие нередко

требует такой конкретизации общих положений закона в подзаконном

нормотворчестве, которое, не сужая сферу действия закона и вполне

соответствуя его принципам, содержало бы «формально-определенные нормы»,

отражающие типические черты соответствующих ситуаций и отношений и

определяющие (в общей форме) достаточно конкретные способы их регулирования

юридическими средствами в полном соответствии с целями закона. Нерешенность

этого противоречия делает закон практически неосуществимым (при чрезмерной

абстрактности содержащихся в нем положений), либо ограничивает сферу его

действия (при чересчур детальном, дробном регулировании соответствующих

отношений подзаконными актами), либо может даже вести к искажению целей и

смысла закона (при подмене закона лавиной ведомственных инструкций,

противоречащих замыслу законодателя).

Для повышения эффективности правового регулирования немалое значение

имеют совершенствование законодательства, его систематизация, изложение

правовых норм общепонятным языком, широкое применение правил

законодательной техники. Правовой нормой трудно руководствоваться, если ее

элементы размещены в большом числе нормативных актов, часть изданий которых

не всем доступна, а последующие изменения не всегда общеизвестны.

Политические и моральные сентенции уместны не в тексте нормативных актов, а

если без них почему-либо трудно обойтись, — в преамбулах. Законодатель

должен стремиться к точному выражению своих мыслей и намерений в тексте

законов без иносказаний и двусмысленностей; если закон не является законом

прямого действия, а содержит обещания принять дополнительные нормативные

акты о порядке реализации тех или иных правоположений, то обещанные акты

должны быть оперативно подготовлены и приняты, дабы законодательство не

содержало неосуществимых положений. Серьезные преграды на пути реализации

права создают противоречия в текстах нормативных актов, дающие основания

логически конструировать разные по содержанию правовые нормы, относящиеся к

одному и тому же случаю, отношению. Особенно опасны для практики правового

регулирования противоречия между содержанием законов и подзаконных актов,

если последним отдается предпочтение государственными органами и

должностными лицами, применяющими правовые нормы.

Во всех странах, где нормативные акты являются основным источником

права, существует проблема соотношения «буквы» и «духа» закона,

обусловленная тем, что, во-первых, мысль законодателя не всегда достаточно

точно выражена в тексте нормативных актов, во-вторых, тем, что текст со

временем почти неизбежно устаревает и содержащиеся в нем термины,

определения, понятия становятся узки или, напротив, широки для обозначения

новых явлений общественной жизни. Поэтому процесс применения и другие формы

реализации правовых норм носят в известной мере творческий характер: во-

первых, в процессе изучения текстов нормативных актов логически

конструируется правовая норма с ее тремя элементами (кто, когда, при каких

условиях к чему обязан, на что имеет право, какие меры государственного

принуждения применяются в случае нарушения правовой нормы); во-вторых, в

процессе конструирования правовой нормы определяется, какие именно

положения, содержащиеся в тексте нормативного акта, имеют юридическое

значение; в-третьих, может оказаться, что норма права не получила в тексте

закона точного выражения и изложения («порядок обжалования незаконных

актов», «молодой специалист», «никто не может быть произвольно лишен жизни»

и т.п.) и потому текст нормативного акта подлежит не буквальному, а

ограничительному или распространительному толкованию.

5. Соотношение норм права и норм морали.

В регулировании общественных отношений нормы права взаимодействуют с

другими социальными нормами, и, прежде всего с нормами морали

(нравственными нормами).

Мораль — неотъемлемая сторона духовной жизни людей. Нормы морали

получают свое выражение в общественном мнении, религиозных постулатах,

произведениях художественной литературы и т.д. Мораль и право тесно

взаимосвязаны, более того, можно говорить о глубоком взаимопроникновении

права и морали. Право и мораль, как регуляторы поведения людей, имеют много

общих черт, но имеют и существенные отличия.

1. Право, хотя и принадлежит, подобно морали, к области духовной жизни

людей, представляет собой совокупность норм (правил поведения),

установленных или санкционированных государством, зафиксированных в

юридических актах. Моральные нормы формируются в процессе утверждения,

развития нравственных взглядов, идеалов добра, правды, справедливости и

т.д. Значительную роль в этом процессе играет религия.

2. В правовых актах выражается государственная воля, характерная для

того или иного общественного строя. В моральных нормах выражается

общественное мнение.

3. Правовые нормы обязательны для исполнения с момента вступления в

силу юридического акта (закона, указа и т.д.), в которых они содержатся. Их

реализация поддерживается в необходимых случаях специальным аппаратом,

силой государственного принуждения.

В отличие от права, реализация моральных норм не нуждается в

организованной принудительной силе. Они используются в силу привычки,

внутренних побуждений. Внутренний гарант морали — совесть. Важное значение

для реализации моральных норм имеет общественная оценка поведения людей.

4. Нормы морали распространяют свое влияние на гораздо более широкую

сферу отношений, нежели та, которая регулируется правом. Нормы морали

регулируют многие отношения, которые просто не подлежат правовому

регулированию (например, отношения дружбы, любви, товарищества). Для оценки

поведения людей право использует критерии «правомерно», «неправомерно» и

др. Для моральных норм характерен иной подход к оценке поведения людей.

Здесь на первый план выходят такие категории, как «моральное», (моральное»,

«честное», «нечестное» и т.п.).

5. Для правовых норм характерна большая, нежели для норм морали,

конкретность содержания, определенность формулировок. Моральные требования

дают более заметный простор для их толкования, чем правовые.

Эффективность действия правовых норм, их исполнение во многом

обусловливаются тем, насколько они соответствуют требованиям морали. Чтобы

правовые нормы работали, они, по крайней мере, не должны противоречить

правилам морали. Право в целом должно соответствовать моральным взглядам

общества. Хотя, конечно, возможны случаи противоречия между нормами права и

морали. Ведь право и мораль, как бы они тесно ни были взаимосвязаны, — это

два своеобразных инструмента социального регулирования, имеющих свою особую

ценность.

Право должно способствовать утверждению идеалов добра и справедливости

в обществе. В некоторых случаях право способствует избавлению общества от

устаревших моральных догм. Например, именно через право шел процесс

преодоления кровной мести — одного из постулатов морали иных народов

прошлого времени. Вместе с тем именно нравственные начала (справедливость,

правда) — это та основа, на которой формируются правовые взгляды, правовые

идеалы, а, в конечном счете, содержание правовых норм.

Судебные, иные правоприменительные органы обращаются при определении

юридических мер к моральным нормам, например чтобы правильно понять такие

встречающиеся в правовых актах термины, как «оскорбление чести и

достоинства», «дерзость», «цинизм» и т.д. Некоторые правовые нормы

непосредственно закрепляют моральные нормы, усиливая их юридическими

санкциями. К ним относятся многие нормы уголовного права и иные нормы,

запрещающие совершать вредные для общества и человека действия.

-----------------------

[1] С.А.Комаров, А.В.Малько. «Теория государства и права». Москва, 2000.

с.299

[2] Гражданский кодекс Российской Федерации части первая и вторая с научным

комментарием Заслуженного деятеля науки РФ, д.ю.н., профессора

ЮХ.Калмыкова. Москва. 1997. С. 28

[3] См.: О понимании советского права. Круглый стол «Советского государства

и права». Советское государство и право. 1979. №7. С.56-74; №8. С. 48-77;

Халфина Р.О. «Что есть право: понятие и определение». Советское государство

и право. 1984. №11. См. также «Нормы советского права. Проблемы теории».

Саратов. 1987. С. 37 и след.

[4] Эта критика нередко сопровождалась утверждениями, что основателем

«советского социалистического нормативизма» был А.Я.Вышинский. Между тем

определение права как «системы принудительных социальных норм» давалось в

советской литературе по правоведению задолго до 1938 г., когда при участии

Вышинмкого было сформулировано аналогичное определение (см., например:

Подволоцкий И. «Марксистская теория права». М.-Пг., 1932. С. 156), а по

генезису оно восходит к дореволюционной и зарубежной литературе.

[5] Недбайло П.Е. «Вопросы структуры советских правовых норм в связи с

постепенным перерастанием их в правила коммунистического общежития». Право

и коммунизм. Москва. 1965. С. 129; он же. «Советские социалистические

правовые нормы». Львов. 1959. С. 73 и след.

[6] «Советское государство и право». 1979. №8 С. 67.

[7] ч.1 ст. 96 Конституции РФ

[8] ч.3 ст. 81 Конституции РФ

[9] ч.2 ст. 1066 Гражданского кодекса РФ

[10] ч.4 ст. 283 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР

[11] ч.6 ст. 136 Кодекса законов о труде РФ

[12] К специализированным правовым нормам часто относят оперативные и

коллизионные нормы. Оперативные нормы определяют момент и порядок

вступления в силу того или иного нормативного акта, пролонгируют действие

нормативного акта на новый срок, распространяют действие нормативного акта

на новые общественные отношения или отменяют действие нормативного акта.

Коллизионные нормы устанавливают порядок выбора той или иной правовой

нормы из нескольких правовых норм. Коллизионными нормами будут, например,

нормы, содержащиеся в ст. 9-12 УК РФ, определяющие действие уголовного

закона во времени, в пространстве и по кругу лиц. Представляется все же

возможным не рассматривать оперативные и коллизионные нормы права в

качестве нетипичных, поскольку они являются правилами поведения, хоть и

специфическими: это нормы о нормах.

[13] Диспозитивными нормами иногда называют те, которые определяют

содержание правоотношений на случай, если стороны не договорились иначе. На

самом деле отличие диспозитивной нормы от императивной не в восполнении

пробелов волеизъявления сторон, а в разрешении сторонам отступать в своих

договорах от этой нормы.

[14] Высказывалось мнение, что бланкетными могут быть только статьи закона,

а не нормы права, т.к. последние бланкетными, т.е. неопределенными, не

бывают, потому что отсутствие определнности есть отсутствие свойства нормы

как нормы правовой (Недбайло П.Е. «Советские социалистические правовые

нормы». Львов. 1959. С. 87). Это мнение справедливо для тех случаев, когда

правил, к которым отсылают бланкетные нормы, не существует (они отменены,

еще не приняты и т.п.)

[15] ст. 129, 130 Уголовного кодекса РФ

[16] Закон РФ «О гражданстве Российской Федерации» от 28 ноября 1991 г. с

последующими изменениями и дополнениями (ВВС. 1992. №6. Ст. 243; 1993. №29.

Ст. 1112; СЗ РФ. 1994. №4. Ст.302; 1995 №7 Ст. 496).

[17] ч.1 ст. 232 Уголовного кодекса РФ

[18] См.: Щепаньковский Я. «Элементарные понятия социологии». Москва. 1969.

С. 105-108; Смелзер Н.Д. «Социология». Социологические исследования. 1990.

№12. С. 124.

[19] См.: Ивин Л.Л. «Логика норм». Москва. 1973. С. 14-15, 55-62; Кудрявцев

Ю.В. «Нормы права как социальная информация». Москва. 1981. С. 80—87.

[20] См.: Александров Н.Г. «Сущность социалистического государства и

права». Москва. 1969. С. 105-106.

[21] Речь идет о структуре правовых норм — правил поведения. Термин «норма»

в литературе и даже в законодательстве используется в разных значениях:

«нормы выработки», «нормы естественной убыли», «нормы питания», «нормы

представительства», «санитарные нормы жилой площади» и т.п. В этих и

аналогичных случаях «нормой» называется абстракция, обобщение качественных

или (и) количественных характеристик какого-либо явления или результата;

некоторые из таких «норм» образуют нормативные предписания («при

перевыполнении норм выработки работник получает дополнительное

вознаграждение», «при сверхнормативной убыли товара убытки возмещает

виновное в этом материально ответственное лицо»), другие могут иметь

юридическое значение, если предусмотрены гипотезами правовых норм.

[22] См.: Иоффе О.С., Шаргородский М.Д. «Вопросы теории права». Москва.

1961. С. 159, 161-162, 166 и др.

[23] Томашевский Н.П. «О структуре правовой нормы и классификации ее

элементов». Вопросы общей теории советского права. Москва. I960. С. 218.

Автор называет убийство, тайное похищение чужого имущества, оскорбление,

распространение клеветнических измышлений деяниями, вполне соответствующими

правовым нормам (там же. С. 217— 218).

[24] См.: Мицкевич А.В. «Акты высших органов советского государства».

Москва 1967. С. 34 и след.

[25] См.: Алексеев С.С. «Проблемы теории права».Т.1. Свердловск, 1972. С.

215, 222 и след; он же. «Структура советского права». Москва. 1975. С. 30 и

след., 83 и след.

[26] Так, положение ст. 23 Уголовного кодекса РФ относится ко всем нормам

Особенной части Уголовного кодекса, и ее отсутствие в Обшей части Кодекса

потребовало бы включения в каждую статью Особенной части формулировки:

«лицо, совершившее данное преступление в состоянии опьянения, подлежит

уголовной ответственности».

[27] Это неизбежно, например, при издании бланкетных норм; так,

административная ответственность за нарушение ветеринарно-санитарных правил

определена Кодексом РФ об административных правонарушениях, сами же эти

правила устанавливаются местными органами власти и управления.

[28] Некоторые части статей нормативных актов (особенно «отсылочные»)

вообще не образуют правовых предписаний (например: «те же действия,

совершенные повторно, влекут...» и т.д.).

[29] Всеобщая Декларация прав человека (1948), Международный пакт об

экономических, социальных и культурных правах и Международный пакт о

гражданских и политических правах (1966).

[30] См.: «Советское государство и право». 1987. № 9. С. 23.

[31] Так, в постановлении Конституционного Суда Российской Федерации «По

делу о проверке конституционности ряда положений Устава (Основного закона)

Тамбовской области» от 10 декабря 1997 г. говорится: «Юридическое

содержание использованного в Уставе области понятия финансового, валютного,

кредитного регулирования отличается от конституционного содержания этого

понятия» (СЗ РФ. 1997. № 51. Ст. 5877).

[32] См., например: Шершеневич Г.Ф. «Общая теория права». Т. 1. Вып. 1.

Москва. 1995. С. 202, 251.

[33] О взглядах О.С. Иоффе и М.Д. Шаргородского наст. 1 Конституции СССР

1936 г. см. выше, § 3.

[34] Отмечая особенности образа мышления английских юристов, Р. Давид

пишет: «Юрист континентальной Европы видит в праве принципы социального

порядка. Он оценивает право в свете этих принципов; он говорит о принципах

политической свободы, социальных правах, святости собственности и

договоров, а практикам оставляет заботу о проведении этих принципов в

жизнь.

Английский же юрист — своего рода наследник практиков, как правило, с

недоверием относится к тому, что считает пустыми словами: что стоит какое-

либо правовое положение или принцип, если на практике не существует

способов для его осуществления? ...Англичане не воспринимают европейских

правовых норм: они им кажутся часто просто общими принципами, выражающими

какие-то пожелания морального порядка или устанавливающими скорее

политическую программу, а не нормы права» (Давид Р. «Основные правовые

системы современности». Москва. 1988. С. 301, 330).

[35] См.: Халфина P.O. «Общее учение о правоотношении». Москва. 1974. С. 56-

57; Михалева Н.А. «Социалистическая конституция (проблемы теории)». Москва.

1981. С. 127 и след.; Стумбина Э.Я., Кузнецов А.В., Эглитис В.В. «Механизм

реализации конституции (государственно-правовой аспект)». Рига. 1984.

Страницы: 1, 2, 3, 4